Семен Резниченко - Русские и русскость

Также русские активно строили для покорённых народов школы, больницы и предприятия, дороги и целые города. Очень многим давали образование, статус и путёвку в жизнь.

Если уж с военным поражением и господством как-то можно смириться, то с этим нельзя никак. Такого не прощают.

У большинства народов мира с древних времён существовала система обмена статусными дарами. Кто больше подарил, у того и выше статус. А кто меньше — тот слабый, младший, зависимый. Иногда из такого обычая вырастало долговое рабство.

А малые народы при всём желании не могли сделать для русских столь же много добра. Вот поэтому национальные интеллигенты абсолютно искреннее писали, что чувствуют себя рабами.

Поэтому же наиболее сильные и способные «нацмены» нередко относились к русским более лояльно, чем их соплеменники, потому что у них была возможность отплатить добром за добро пусть не на этническом, а на личном уровне.

Не стоит приписывать эту ситуацию особой неблагодарности российских малых народов. Явление это общечеловеческое, распространённое, например в отношениях между самими русскими. Недаром возникла пословица: «Не поя, не кормя, ворога не наживёшь». Не зря наиболее щедрые благотворители и народолюбцы порой больше всех страдали во время революционных событий.

И всё это касается далеко не только русских: тех же англосаксов не сильно любят там, где они что-то строили и создавали инфраструктуру.

Свою роль сыграли и ментально-культурные различия между русскими (восточными славянами) и тюркскими и кавказскими народами России. У вторых огромную роль играет триада коллектив — обычай — регламентация быта. А у восточных славян — антропоцентризм — индивидуализм — разнообразие и импровизация.

Поэтому восточнославянский мир нередко казался (и кажется) кавказцам и тюркам миром хаоса, где отсутствует порядок, а также где человек не может удержаться от огромного соблазна выйти за общественные рамки и реализовать личные и индивидуальные склонности и задатки, часто далёкие от традиции.

Тем более что этой возможностью активно пользовались, особенно при советской власти. И последствия этого были двоякими. С одной стороны, появились весьма достойные интеллектуалы и специалисты, образованные люди. С другой — ничего полезного не сделавшие, но наглые выскочки; алкоголики и уголовники, совершившие преступления против своих, а не чужаков. Это наряду с распадом и деградацией традиционной системы жизнеобеспечения. Такова была плата за вхождение в модернизированное и урбанизированное общество, которое ассоциируется у этих народов именно с Россией.

Такие факты были подняты на щит теми, кто «чувствовал себя рабом». А сами они сформировались на основе советской политики коренизации, когда малые народы прошли нацбилдинг и получили собственную, порой целенаправленно выращиваемую «русской властью» интеллигенцию.

Свою роль сыграла и самодискредитация русских, у которых в процессе модернизации была во многом уничтожена не только традиционная, автономная от государства система жизнеобеспечения, но и самоорганизация как таковая. (Самоорганизация русских сравнительно мало была связана с вопросом обеспечения безопасности (прерогатива государства) и оказалась относительно уязвимой. У тех народов, где она сохраняется до сих пор, исторически отвечала и за безопасность, не говоря уже о насильственном характере самой модернизации.)

Следствием этого стали массовые факты несоблюдения русскими собственных традиций и моральных устоев, насилие русских над русскими, неуважение друг к другу одновременно с неспособностью кормить и защищать себя без помощи государства.

Учитывая большое внутреннее разнообразие русских, они часто вообще не воспринимаются как единое целое. Определённые группы русских или отдельные люди вызывают резкое неприятие, когда как другие — вполне позитивное или нейтральное отношение.

С одной стороны, причинами русофобии стали сильные качества русских (военные победы, сильное государство, создание на огромных территориях урбанистического уклада жизни), с другой — такие слабые стороны, как внутриэтнические конфликты и слабость самоорганизации, а также нейтральные качества, которые могут выступать и как позитивные, и как негативные, но отличные от собственных (антропоцентризм, индивидуализм).

Почему представители «мигрирующих народов» так относятся к западным народам, включая русских? Как говорится, «так, а не иначе».

Вообще носители традиционных культур относятся к слабым чужакам, которые по определению есть рабы, пленные, что напрямую обозначено во многих древних языках.

Но есть ещё и специфические моменты, связанные с восприятием человека постмодернистского общества носителем более или менее традиционной культуры. Последний живёт в мире, где люди чётко делятся на своих и чужих. Система своих иерархизирована, имеет разные уровни. Причём своих человек традиционной культуры очень часто не выбирает. Они даны ему как обязательная данность, например родня, соотечественники.

Постмодернистский человек живёт в мире, где существуют он и чужие. Чужие самые разные — относительно враждебные, дружественные, но чужие. Свои может и есть, но их совсем мало. И это необязательно родственники и соотечественники. При этом состав этих малочисленных своих нестабилен. Вчерашний свой может сегодня уже быть чужим и наоборот.

Чёткое деление на своих и чужих существует только в некоторых субкультурах.

Раз нет системы коллективов своих, значит нет системы регулирующих их нравственных ценностей, религиозных догм и пр.

Носитель традиционной культуры воспринимает это общество как общество изгоев (не членов каких-либо коллективов и групп) и вообще нелюдей. Его атомизированные индивиды представляются ему животными, оборотнями, бесовским отродьем. А социум — не космосом, а хаосом. Город — фактически не городом, а лесом, в котором снуют слабенькие говорящие зверушки, являющиеся, по своей сути, осквернёнными. Такая оценка очень сходна с оценкой изгнанников во многих традиционных культурах — людей, объявленных установленным образом вне закона, исключённых из человеческого общества.

И, с одной стороны, от них надо держаться подальше. Жить надо со своими. С другой — на человекоподобных зверей можно охотиться, их можно стричь и использовать по-другому. С этими лесными жителями он не связан никакими рамками. С ними нельзя жить, но их можно использовать. Если горец не живёт в стаде горных баранов, это не значит, что он на них не охотится и не ест их мяса…

Это не означает, что организованных в систему коллективов выживания чужаков любят и уважают, но, по крайней мере, чаще всего признают.