Александр Котиков - Записки военного коменданта Берлина

«Двадцатка», которая приехала со мной из Кирриц, с полуслова понимала, что надо делать, сразу определили, кто чем будет занят, и общими силами готовились к докладу в Карлсхорсте.

Утром я уже был в Карлсхорсте, или «Кляйн Москау», как называли немцы Советскую военную администрацию, расположившуюся в Карлсхорсте, в помещении инженерного военного училища. Я искал Владимира Васильевича Курасова, он был назначен начальником Штаба СВАГ, мне же было приказано доложить ему, как идут дела в Галле. В тот раз в кабинете Курасова был Василий Данилович Соколовский. Оба они стояли у противоположных стен кабинета и о чем-то беседовали. Я не вошел, а влетел и поздоровался. Соколовский не дал мне продолжить формальное представление. Он не любил тратить время на формальности, хотя и оставался строгим начальником.

— Вот и первая ласточка прилетела, — сказал Соколовский, — что скажешь?

Я доложил, что успел сделать, как был принят, с кем из немцев успел переговорить и познакомиться. Потом начался массированный обстрел вопросами, я успевал только поворачиваться. Но, выбрав подходящую паузу, и я наконец-то обратился к ним с проблемами, беспокоившими нас в Галле. Мне были нужны их советы. С чего начать, как приступить к делу.

Соколовский, по природе человек немногословный, молчал. Курасов тоже не спешил с ответами. Я смутился. Потом Соколовский спросил меня, зачем я задаю им такие вопросы.

— Ты спрашиваешь, с чего начать? А мы с нетерпением ждали тебя, чтобы узнать, с чего ты там начал и что у тебя получилось. Вот мы и сошлись. Нам, так же как и тебе, важно знать, с чего бы всем нам начать. Наверное, у вас в провинции быстрее и точнее можно получить ответ на вопрос: с чего начать? И действительно, на месте надо искать ответа, с чего начать. Это практические вопросы, и стоят они у вас острее, и там жизнь подсказывает ответы на них.

— Все это так, товарищ генерал, но, увлекшись поисками ответов на сиюминутные вопросы, можно зайти в болото, да так, что и не выберешься. Что касается проблем, которые всплывают там, на месте, у нас советчиков, и дельных советчиков, много. Да и сами мы стараемся вдумываться в суть происходящего. А что касается долговременных задач, очередности их решений, там ответа не получишь. Надо, чтобы вы сориентировали. Я задаю эти вопросы для того, чтобы обезопасить себя от неверных шагов, чтобы дров не наломать.

— Ты рано волнуешься. Сразу дров не наломаешь, если будешь с умом вести дело.

— Ну а если наломаешь дров, — вмешался в разговор Курасов, — поправим.

Я подробно передал содержание своей беседы с Бернгардом Кенненом. Из всего явствует, что нам надо сейчас немедленно произвести учет продовольственным ресурсам нового урожая, чтобы сохранить его по-хозяйски, чтобы не утащили на Запад. Основания для таких опасений имеются. Июль месяц — наступает уборка урожая. К сбору злаков и овощей надо подойти тоже по-хозяйски. Ведь надо целый год кормить население. Урожай будут собирать помещики и арендаторы, люди ненадежные. Обо всем этом надо думать уже теперь. Тем более нам. Провинция будет вынуждена кормить и население нашей зоны.

— Органы самоуправления еще не сформированы, а комендатуры, видимо, на всех фронтах всесильными быть не могут. Это мне приблизительно ясно. Если у вас нет других указаний, позвольте приступить к работе?

— Подожди, не торопись, — сказал Соколовский, — по всему видно, что вам яснее, с чего начать. Но вам должно быть ясно, что вы составная часть армии и данная вам самостоятельность нисколько не освобождает вас от подчинения военной дисциплине. Более того, военная дисциплина и близость вас к руководству армией помогут вам поменьше делать ошибок и быстрее справиться с недоразумениями, которые будут исходить со стороны воинских частей.

За все время нашей беседы Соколовский и Курасов стояли у стен, я — недалеко от двери. Никто не присел за все это время. Соколовский как бы ушел в себя, потом поднял голову, пронзил меня пытливым взглядом. Когда он хотел что-либо внушить очень важное, всегда поступал именно так.

— Ты сказал, что от нас зависит, чтобы ты не наломал дров. Да разве в этом дело. Дров можно наломать и с нашей помощью. А надо хорошо, очень хорошо понять, что и ты и мы все только начинаем действовать, делаем дело, которого и задолго до нас никто никогда не делал. Это мы впервые в истории начинаем преобразование Германии вместе с немцами. Поэтому-то мы и должны быть чрезвычайно предусмотрительными и не рубить с плеча, быть разумными, рассудительными хозяевами. Держите с нами связь, мы вам поможем.

Я понял, что и Соколовский и Курасов хорошо сориентированы, но им нужно было приобщиться к тому опыту на местах, который мучительно добывали мы изо дня в день. Надо втягиваться в бой и смотреть, что получается. Началась очень ответственная, кажется, самая ответственная и самая крупная по своим масштабам операция по созданию миролюбивой Германии. А успех сам собой не придет, его надо завоевать.

На прощание генералы посоветовали не терять головы. Товарищи, ждавшие приема, приставали с вопросами. Меня тянуло к месту «боевых действий». А Галле надо забыть, что тебя волнует лично, и беззаветно отдаться главному — увлечь за собой друзей-однополчан.

Конечно, красиво бросить: «Вперед, в бой!» Но ни один бой не проходил без мучительного поиска штабами правильного подхода к решению поставленной задачи. В жизни мне всегда было ясно, что делать, не так трудно приходили решения и об очередности дел. А вот как делать, с чего конкретно начать, всегда рождалось мучительно тяжело. И в этих случаях я шел к людям, выспрашивал их, спорил, если было время, и потом вместе с ними находил ответы. И сейчас, посоветовавшись, пришли к выводу, что и в маленьком и в большом деле надо втянуться в него, в это дело, а на ходу внимательно следить за течением жизни, корректировать по месту и, найдя основную нить, решительно действовать. Да смелее действовать. Не думать, что можешь прожить жизнь без «шишек» на голове. Самое плохое решение может быть лучшим, чем бездеятельность в ожидании лучшего, идеально прекрасного финала.

Мы возвратились из «Кляйн Москау». Мои товарищи ждали, что я передам им руководства к действию, полученные от начальства. А я встал и ошарашил их простой банальной фразой, сказанной мне на прощание Соколовским. Но поскольку все несли ответственность за судьбу порученного нам дела, долг старшего начальника вынуждал меня сказать, что думают наверху, что думает сам начальник, спросить, что думают подчиненные, твои товарищи, посовещаться с ними.

Обо всем переговорили. И для надежности решили еще раз встретиться с Бернгардом Кенненом. Он был в обкоме компартии и быстро приехал. И снова беседа за полночь. Вопросов было много, но прошедшие два дня не прошли для нас даром. Заметно было, как все подросли за последнее время. Многое мы сами узнали, увидели, почувствовали. Личные наблюдения понудили задуматься над окружающим нас миром человеческих судеб, страстей, страданий. Вопросы в беседе с Кенненом ставились все более предметные, острые. За двое суток наши товарищи исколесили почти всю провинцию от Стендаля на севере до Цайца на юге, от Швайница на Эльбе до Альтмарка на северо-западе. Товарищи вникали во все тонкости устройства новой жизни: советских комендатур, районных магистратов, застывших заводских корпусов, созревающих злаков в полях, магазинов, складов. Нужно было знать все обо всем. Но самое главное, — узнать настроение людей, нужды немецкого населения. Настроения были разные, порожденные главным образом нищетой, крепко схватившей немцев за горло. На сей раз выступавшие на беседе товарищи больше говорили о насущных, конкретных проблемах, о которых они знали не понаслышке, а из встреч с своими соотечественниками.