Александр Котиков - Записки военного коменданта Берлина

Профессор последовал моему совету и начал свое повествование. Он родом из Западной Германии. Имеет дочь, двух сыновей. Один сын живет в Западной Германии. Младший сын в плену в Советском Союзе. Он, между прочим, заметил, что мы соседи по дачам. Ему тогда было около или чуть больше 60 лет, он числился офицером-артиллеристом, но из-за физического телосложения был забракован и призван за месяц до окончания войны в местное ПВО в самом Галле. На призывном пункте офицер посмотрел на него и задумался: «Куда бы тебя, папаша, определить?» Потом переговорил с чиновником постарше и определил в местное ПВО, присвоив чин майора.

На основной вопрос профессор отвечать не спешил. Я пристально всматривался в старика и внимательно слушал. Он очень переживал, когда рассказывал о бомбежках американцев и англичан, о войне:

— Мы лишились плодов многовековой истории нашего народа. В войне погибли не только заводы, исторические здания, но и погибли невосполнимые, бесценные творения культуры: живопись, ваяние. Погибли самые творческие силы народа.

Видно было, что он страдал, рассказывая о недавнем прошлом, если бы мы не были рядом, он, должно быть, расплакался бы, так он разволновался. Он рассказал, как был передан американцам город Галле. Бургомистр города выехал вперед к американцам и передал ключи от города. Нам оставалось все внимательно запоминать, ко всему прислушиваться, не спешить со своими выводами. В этой беседе было особенно ясно заметно, как важно сдерживать себя. Если тебе многое известно, то вовсе не обязательно, чтобы об этом все знал твой собеседник. Так мы и поступали.

— Профессор, можно подумать, что вы умышленно не отвечаете на мой основной вопрос?

— Разумеется, господин генерал, я не спешу с ответом. Мы с вами ведем беседу, а у меня в голове стоит тот вопрос, и я не могу найти правильного ответа. Вы сами видите, что я стар для такой работы. Я не имею права обнадеживать других и обманывать себя. Предложение лестное, но неприемлемое. Я намного запоздал для такой роли. Поймите меня правильно, я потому и отказываюсь, что очень хорошо знаю всю меру своей ответственности на том посту. Немецкие друзья предупредили меня о вашем предложении.

А мои друзья предупредили и меня, что профессор Гюбенер будет упорно сопротивляться. Они очень хорошо знали старика, как очень порядочного, но невероятно упрямого. Они говорили также мне о необыкновенной его скромности, честности, порядочности.

— Ну а как же быть, господин профессор, с мнением ваших соотечественников? Они переживают пору тревог, пору мучительного поиска радикального выхода из трясины Второй мировой войны. Она хоть и кончилась, но своей разрухой она ранит и по сию пору сердца людей. Разве не наступило время для просвещенного немца вместе со своим народом поискать разумного выхода. Наверное, следует считаться и с мнением своей партии. Можно легко бросить в урну прочитанную газету, бросить и тут же забыть все, что там писали, но общественное мнение так отбрасывать нельзя. Я внимательно слушал вас и думал, что ваши деловые качества, ваша нынешняя работа счастливо сочетаются в вас с тем, каким мне представляется кандидат на пост президента. Что же касается того, что вы состарились, то это не может служить оправданием. Окружите себя молодыми заместителями, подберите в аппарат дельных людей, и все пойдет, как надо быть. Как я заметил, вас любят ваши соотечественники. Это, собственно, меня и толкнуло настойчиво добиваться вашего согласия. Вы знаете провинцию, как знает хороший врач своего старого пациента. Ну разве вам не дорого дело, которое может быть загублено каким-нибудь тщеславным выскочкой? Может быть, у вас есть кто-либо на примете, кого можно было предложить на этот пост?

— Чтобы кого-либо предложить, за него надо нести ответственность, господин генерал, или по крайней мере быть спокойным и за него и за себя, а такой кандидатуры у меня нет, — старик задумался, что-то прикидывал. А прикидывать было что. Каждое утро в Красногорске, под Москвой, на перекличке сын выкрикивает фамилию Гюбенер. Сколько это будет длиться? А в Галле он президент провинции. Странное сочетание. Он встал из-за стола, посмотрел на свитки чертежей и, как бы разговаривая сам с собой, сказал вслух:

— Всего лишь два часа назад я спокойно рассматривал разложенные на столе чертежи и думал, как приступить к восстановлению мостов и дорог. Ведь все разрушено. В раннее Средневековье легче было проехать по нашим местам, чем теперь. Еще в начале апреля такой разрухи не было. В два налета авиации американцев и англичан, когда уже все видели конец войны, совершились эти бессмысленные бомбежки. Одно мгновение — и все было обращено в прах.

— Надо действовать, доктор. Все это теперь потребует усилий народа и само не придет.

— Пусть будет так, — тихо произнес старик.

Я с облегчением вздохнул и подал ему руку. Рука была сухая, на носу выступили капли пота.

— Я понял так, что вы согласны сотрудничать с нами в деле коренного преобразования Германии. Вам, как и мне, и всем нам, очень важно не допустить своей недальновидностью снова возродиться силам войны на немецкой земле. Сколько же можно терпеть все это!

Я заметил, что старик волнуется, — почему это русский генерал так заботится, чтобы он принял этот пост, но ответа, видно, не нашел.

Мы покидали его кабинет, в котором когда-то устраивали семейные балы, танцевали, а на хорах, поддерживаемых колоннами, прежде сидел крепостной оркестр и наигрывал бравурные мелодии.

— Замок мерзебургских курфюстов полон легенд, — объяснял нам Гюбенер, — вот эта клетка и живой ворон, сидящий там никто не знает, с каких времен, тоже легенда. Она передает, что давным-давно курфюрст выдавал свою дочь замуж за принца. Обрученная невеста перед сном клала кольцо обручальное на столик у окна, и, когда она проснулась, на подоконнике сидела большая черная птица и пристально следила за молодой девой. Невеста поднялась, чтобы поласкать птицу, но ворон изловчился, схватил кольцо и унес. Свадьба расстроилась. Закон был такой: раз кольцо утрачено, свадьбы быть не могло. И принц вызвался найти ворона. Долго он искал птицу, но не нашел. Жители той местности рассказали, что птица живет на очень высокой горе, в кронах больших деревьев. Там ее и надо искать. Принц вернулся и снова стал искать вороватую птицу. Долго лез он по скалам, царапаясь о камни, поздно вечером, когда птицы спали, он подкрался и схватил ворона. Обыскал все гнездо, а кольца не нашел. Он привез вора в замок и, конечно, его посадили в клетку, рассчитывая, что он выкинет кольцо. Проходили дни, месяцы, годы, а кольца ворон не выкидывал. Жених и невеста старели, состарились и так и умерли, а ворон продолжает жить до сих пор на положении узника. Говорят, что этому ворону более 250 лет, но точно никто не знает.