Александр Котиков - Записки военного коменданта Берлина

К концу войны стало слишком очевидно, что военная мощь СССР была настолько велика, что не считаться с ней было невозможно. Советский Союз может легко удержать победу, добытую столь дорогой ценой. Это заметили и союзники еще на Эльбе.

Не подписать Потсдамских решений было нельзя, но подписать их для союзников было слишком опасно. Западные союзники нашли выход. Необходимо подписать Потсдамские документы и продемонстрировать всему миру солидарность союзников в вопросе об итогах Второй мировой войны. Но выполнять эти решения необязательно. Еще будет время, к чему все это приведет, рассуждали они. Ну а если что… повернуть все это вспять, свалив вину на Советский Союз, или по-своему прочитать те же решения, «обосновать» свою позицию и опрокинуть общие решения Потсдама, и начать снова борьбу с коммунизмом.

Человечество пережило сорок лет после Потсдамской конференции. История прошла через опасный этап холодной войны. Империалисты за те годы не раз накренивали события к новой войне. Потом благодаря мудрой ленинской внешней политике КПСС народы Европы вступили в полосу разрядки, и все-таки мир видит, что идеи, заложенные в Потсдамских решениях, и до сих пор волнуют народы Европы своей правдивостью. Они воплотились при усилии нашей Коммунистической партии в документе, подписанном в Хельсинки. Теперь и против него ополчились империалисты.

Потсдамские решения оказали сильное положительное воздействие на судьбы народов Европы. А разгром фашизма определил поворот в судьбах народов Европы. Европа встала перед фактом коренной ломки старых социально-политических отношений и резкого возрастания роли народа в решении политических вопросов в своих странах. Надо было спасать капиталистическую Европу. Нужна была точка опоры, и на эту роль была обречена оккупированная армиями западных держав Западная Германия. Но и Западная Германия, ее народ, рабочий класс, решительно выступили за коренную ломку социально-политических отношений. Их обуздала военная сила западных империалистических государств и политика холодной войны. Весь вопрос состоял в том, что Западная Европа оказалась в ловко приготовленном для нее долговом мешке США, да еще припугнутая коммунистической опасностью с Востока.

Провинция Саксония-Анхальт располагалась на большом тракте из Берлина в Ганновер, из Берлина в Нюрнберг. В этой провинции особенно чувствовалась все возрастающая активность немцев к осуществлению демократических мер, проводимых в Советской оккупационной зоне. Это касалось: земельной реформы, лишения собственности монополий и виновников войны, денацификации и демократизации общественных отношений в землях Западной Германии, с такой же решительностью, как это было проделано немцами в Советской зоне оккупации, объединения профсоюзов в единый свободный профсоюз, объединения рабочих партий в единую рабочую партию по примеру Восточной Германии.

Политическая обстановка в провинции Саксония-Анхальт постепенно стабилизировалась. К марту 1946 года социальная поляризация определилась в пользу проведенных реформ. Наступала пора широким фронтом приступить к практическим работам по восстановлению производства, обеспечению крестьянина средствами обработки земли. Возникла проблема восстановления разрушенного жилого фонда. Социально-политические преобразования в основных чертах были закончены. Весна обнаружила массу прорех, много трудностей с определением запасов продовольствия и обеспечения населения продуктами питания. Но ни один из этих вопросов не был неразрешим. Одно волновало всех — безработица. Это, к тому времени, было задачей задач, над которой бились все демократические силы провинции.

Под Пинском в июне 1944 года шли жаркие бои. 61-я армия форсировала р. Припять. На одном участке, который был очень важным для решения задачи в целом, возникло ослабление темпа наступления. Все резервы командующего были на исходе. Политический отдел армии имел постоянные курсы подготовки парторгов ротных партийных организаций. Они располагались вблизи от передовых частей. Люди учились стать вожаками ротных коммунистов. Но надо было усилить часть на главном участке наступления. И коммунисты, собранные для учебы, были брошены в бой. Немного осталось в живых, но задача была выполнена, Припять форсирована, войска армии уже устремились вперед на Кобрин.

26 марта 1946 года неожиданно раздался звонок. По телефону вызывали из Дессау. На проводе незнакомый голос довольно категорично сказал, что мне надлежит срочно явиться в Дессау по определенному адресу, срочно, не задерживаясь ни одной минуты. Всякое могло быть, но интуиция в иных случаях тоже становится аргументом, и я бросил все дела, сел в машину и на предельной скорости устремился в Дессау. Погода хмурилась, на равнине в треугольнике Галле — Биттерфельде — Дессау лежал плотный туман. Прекрасно сохранившаяся автострада еле различалась. Иван Егоров, много раз ездивший по этим местам, гнал машину на пределе.

Нашли улицу, дом. У подъезда стояла большая машина, около нее прогуливался генерал-полковник Серов Александр Иванович.

Серов предложил мне садиться в его машину, моя машина шла следом. Серов сел за руль. В машине никого, кроме нас. Молчим. Проехали переправу. Мост был взорван. Машина на большой скорости поднималась в гору, составлявшую водораздел между Эльбой и Шпрее. Все же я спросил Серова, куда едем, почему так все спешно, что я никому в Галле не оставил поручения?

— Так, значит, надо.

Но немного помедлил, полез в боковой карман, достал оттуда бумагу, свернутую вчетверо, и подал ее мне. То была шифровка в две строки. В ней лаконичным приказным языком было сказано, что такой-то назначается комендантом Советского сектора Берлина и начальником гарнизона. Шифровку подписал И. Сталин. Я обратил внимание на дату. Она была помечена тем же числом, 26 марта. Мне все стало ясно, почему Серов в раннее утро приехал в Дессау, вызвал меня, и мы стремительно мчались в Берлин. Все ясно. Так исполнялись приказы Верховного Главнокомандующего. При этом знали, кому поручалось исполнение, — Серову. Сталин знал генерал-полковника Серова лично и был спокоен, задание будет выполнено в срок. Никакого оправдания в замедлении исполнения не допускалось. Все стало ясно. И почему спешили, и почему мне не надо было задавать лишних вопросов.

Я продолжал вчитываться в эти две строки… потом передал бумагу Серову, он ее водворил на прежнее место.

— Все ясно, — ответил я на вопрос, которого никто мне не задавал.

Вереница неотложных дел в Галле покрылась дымкой приэльбинского тумана. Да я и не всматривался, что скрывает эта туманная дымка. Мучительно шарил я по своей собственной памяти, чтобы где-нибудь найти что-то похожее, через это «что-то» проникнуть в тайны неведомого, что ждет меня максимум через час.