Жан Маркаль - Монсегюр и загадка катаров

Но такая локализация, несмотря на всю ее символичность, приобретает странный смысл, которого определенно не предвидел Мани и к которому вернулись идеологи, вдохновляемые целями, далекими от чистого богословия. На самом деле Мани и его ученики утверждали, что «Отец Величия», «Царь Рая Света» обитает на севере, наверху. Что касается «Князя Тьмы», то он — на юге, внизу. Экзегеты XX века, вдохновляемые расистскими теориями и ослепленные северной мифологией со всеми ее соответствиями белизны и чистоты, не преминули обратиться к манихейским сюжетам, особенно рассуждая о катарах и поиске Грааля. Может быть, «северяне», спешившие (и все еще спешащие) в высокогорную долину Арьежа, на Монсегюр и в Разе, — манихеи?

Символы опасны, когда они могут быть истолкованы на основании спорных и недоказанных критериев. Строго в мифологическом отношении автор манихейской доктрины не имел в виду ничего другого, кроме как конкретизировать удаленность противоположностей друг от друга с помощью пространственных образов. Север манил своей таинственностью: почему бы не поместить там «Верхнее царство»? Все зависит от социально-культурного контекста. Так, кельты, всегда обращавшие лицо к восходящему солнцу, считали север зловещей стороной, потому что он находился слева, но это не мешало им утверждать, что друидизм и высшее знание пришли «с островов, расположенных на севере мира». Размещение обиталища Высшего знания на севере — общее место. И разумеется, для «северян», о которых шла речь, Юг может быть только царством Сатаны — семитов и чернокожих. Наверху, в таинственном «царстве Туле», нас ждет Бог, каким бы он ни был; он окружен когортой эонов , находящихся под командой архонтов. Тут заметны черты воинства, в котором нет ничего небесного, но которое заимствует свой «порядок» у этой чистой и совершенной организации. Внизу, во влажном зное Юга, вокруг Князя Тьмы мечутся демоны, совершая беспорядочное — порядка здесь быть не может, потому что Зло есть отрицание того, что происходит наверху, — и непрестанное движение, во время которого они бесконечно убивают друг друга и возрождаются. Сам по себе этот миф — совершенно связный.

Но все это выливается в космогонию. В этой беспорядочной суете и в момент, определенный Временем, Князь Тьмы внезапно замечает мир Света. Может быть, он сам происходит из этого мира Света и испытывает по нему некоторую ностальгию, как Сатана в описании Виктора Гюго, одного из поэтов, который, несомненно, был величайшим манихеем из всех? Это видение разжигает в нем желание завоевать этот мир, неизвестный или забытый, но во всяком случае чудесный и способный вызвать только вожделение. Итак, Князь Тьмы бросает свои полчища демонов на штурм царства Света.

Отец Величия захвачен этим нападением врасплох. Чтобы защититься, он эманирует из себя первую форму — «Матерь Жизни», которая в свою очередь эманирует «Первочеловека» — Ахурамазду маздеистов. Союзники этого первичного человека — пять стихий: Воздух, Огонь, Свет, Вода и Ветер. Ахурамазда отчаянно пытается отразить натиск демонов, но он побежден и вместе с пятью стихиями поглощен нижним Мраком. Таким образом частица божественной природы попадает в плен к Материи. Можно отметить поразительные аналогии между этим манихейским мифом и германо-скандинавской мифологией, особенно в описании угрозы со стороны гигантов, всегда готовых броситься на крепость Асгард, где обитают боги, а также великой эсхатологической битвы, которая называется Рагнарек, или Сумерки богов.

Однако не все потеряно. Теперь Первочеловек обращает к Богу молитву, повторив ее семь раз — символическое число временного цикла. В этой молитве он умоляет Высшее существо освободить его. Тогда «Царь Рая Света» порождает множество созданий, последнее из которых, «Живой Дух», спускается вниз в обществе «Матери Жизни». Здесь заметно влияние христианства: Высшее существо посылает некоторым образом «Святой Дух» в обществе Девы Марии. Живой Дух протягивает Первочеловеку руку, чтобы вытащить его из царства Мрака. Тем самым объясняется и оправдывается знаменитое «рукопожатие» манихеев, символически означающее их причастность к избранным.

Итак, Первочеловек спасен. Он снова вознесен в верхнее царство. Но в нижнем царстве ему пришлось оставить пять стихий, то есть некоторым образом свою душу.

Эта субстанция, проистекающая из Добра, сама по себе светлая, осквернена контактом, который она поддерживает с Материей. Значит, нужно организовать мир так, чтобы однажды вернуть эту оскверненную «душу», очистить ее и вновь вознести в царство Света.

Поэтому Высшее существо делит материю, которая смешана с божественной субстанцией. Из части, не оскверненной Мраком, оно создаст Солнце и Луну. Этим, кстати, объясняется особый культ Солнца и Луны у манихеев: эти два светила считались сопричастными природе Бога. Из другой части, оскверненной, но не целиком, появятся звезды. Наконец, третья часть, полностью загрязненная Злом, послужит для создания растений и животных. Наконец, в наказание демонам за нападение и за нечестие из их кожи, плоти, костей и экскрементов будет сделана земля, горы и воды.

Следовательно, демонам грозит опасность навсегда потерять всякий след светлой субстанции, и, не желая погружаться в вечную тьму после того, как видели царство Света, они соединяют всю световую энергию, какая у них осталась, в двух новых существах, которые они создают: в Адаме и Еве. Так объясняется возникновение человечества: люди — это остаток световой энергии, собранный и соединенный демонами. Но человеческая душа, та божественная искра, которая все еще остается, настолько порабощена материей, что уже не сознает своего божественного происхождения. Ее естественное состояние — вечное невежество. Она лишена знания. Но надежда на спасение остается: человечеству будет дана возможность избавления. Знание будет ему даровано посланниками Высшего существа, то есть пророками, самые важные из которых — Ахурамазда и трансцендентный Иисус манихеев, называемый ими «Иисус Сияющий». А в конце времен произойдет окончательная победа Бога Света над миром Материи, который будет уничтожен гигантским пожаром. Здесь можно отметить другую аналогию с германо-скандинавской традицией.

Это видение Мани не лишено ни мощи, ни величия. Это мифология, пытающаяся рационально объяснить существование видимого мира и присутствие Зла. Чтобы сделать это, Мани не все измыслил сам: чем бы ни было его «видение» в реальности, он многое заимствовал из традиционных представлений, которые были ему доступны, из мифологии, разумеется добавив к этому маздеистские структуры. Эти традиционные представления, очевидно, следует искать не у германцев, несмотря на поразительные аналогии, которые можно отметить. Более вероятно, что он нашел их в самом Иране и в ближайшей окрестности, в зоне влияния скифов. После работ Жоржа Дюмезиля стали известны тесные связи между мифологическими рассказами скифских народов и преданиями германцев и кельтов. Подробно проанализировав манихейскую космогонию, находишь любопытные сближения, особенно с легендой о Граале и более всего в изложении немца Вольфрама фон Эшенбаха. Видение Грааля здесь германо-иранское. На самом деле оно манихейское, и некоторые немцы, искавшие Грааль в Монсегюре или в краю катаров, имели для этого основания.