Элизабет Хереш - Распутин. Тайна его власти

Сопротивление Распутина назначению женщин-диаконис было наподобие двойного шахматного хода, который исподволь давал понять, что речь идет не о проблеме как таковой, а об ослаблении противников Распутина — мотивация, которой он в течение длительного времени, не раздумывая, руководствовался и в вопросах, имеющих политическое значение.

Но предложение о назначении диаконис исходило не от кого-нибудь, а от живущей в Москве сестры царицы, великой княгини Елизаветы. После убийства мужа она постриглась в монахини и активно занялась милосердной деятельностью, открывая новые больницы, детские приюты и школы сестер милосердия. Благодаря своей деятельности и обаятельности, не говоря уже о красоте, она пользовалась большим уважением и любовью, нежели царица, что не могло не вызвать ревностного отношения со стороны Александры.

Но самое плохое заключалось в том, что она критиковала Распутина, безуспешно пытаясь предостеречь от его пагубного влияния свою сестру.

Распутин ловко воспользовался давшими трещину отношениями царицы и ее сестры, чтобы настроить Александру Федоровну против планов Елизаветы. В результате ему удалось нанести удар Гермогену и Елизавете.

Но мнения духовенства расходились и в отношении других вопросов и проектов, а Распутин, вместо того, чтобы поддерживать их, всячески старался препятствовать. Например, отговаривал государыню дать согласие Синоду. Единство триумвирата было разбито.

Нужен был лишь повод для развития конфликта. Но неожиданно у Илиодора словно раскрылись глаза на происходящее. Возможно, ему только теперь стали известны истории из личной жизни Распутина, о которых уже знал Гермоген, или причиной послужил другой инцидент, что так и осталось тайной. Во всяком случае, в декабре 1911 года Илиодор и Гермоген были в столице, когда вдруг Распутин вновь заставил их заговорить о своем поведении: он якобы попытался изнасиловать монахиню в церкви.

Тогда Илиодор пригласил Распутина в резиденцию, где остановился Гермоген, и куда он вызвал еще несколько друзей в качестве помощников и свидетелей. Все они были рассержены на Распутина и возмущены тем, что он, выдавая себя благочестивым наместником Бога, оскверняет и компрометирует православную церковь.

Не успел Распутин войти, как один из присутствующих прокричал, пытаясь схватить Распутина за гениталии:

— Ну, наконец-то ты попался! Безбожник! Ты много мамок обидел?! Ты много нянек обидел? Ты с царицею живешь!

(Позже Илиодор сообщит, что они хотели воспользоваться случаем, чтобы кастрировать Распутина.) Распутин до смерти испугался, губы задрожали. Но, взяв себя в руки, он закричал:

— Нет! Безбожник — это ты! Ты и есть безбожник!

В разговор вмешался Гермоген, властно приказав Распутину выслушать весь список грехов, специально собранный и подготовленный Илиодором для такого случая. Позже Илиодор расскажет:

— «Когда я заканчивал перечислять, как Распутин обычно изгонял бесов, Гермоген закричал на него: „Говори, сын Дьявола, отец Илиодор правду сказал о тебе, или нет?“

— Все правда, все правда, — раздался приглушенный голос.

— Признайся, какая сила управляет тобой? — продолжал допытываться Гермоген.

— Сила дьявола! — ответил Распутин уже более спокойно…»

Гермоген левой рукой схватил Распутина за голову, а правой рукой, в которой держал крест, замахнулся на него. Со всей злостью он начал бить Распутина крестом по голове. Его слова, словно заклинания, пронизывали страхом до самых костей: «Дьявол! Именем Божьим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу! Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей. Наша Святая церковь своими молитвами, благословениями и подвигами вынянчила великую святыню народную — самодержавие царей. А теперь ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды — носителей самодержавной власти!»

В конце этой удивительной речи, напоминающей анафему, Гермоген поволок Распутина в находящуюся рядом часовню. Илиодор и Родионов последовали за ними. Остальные свидетели этой сцены, словно парализованные, остались на месте.

И вновь раздался устрашающий голос Гермогена: «Подними руку! На колени! Повторяй: здесь, при святых мощах, я клянусь, что никогда не переступлю порог царского дворца, не получив на то благословения епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора!»

Распутин в ужасе. Бледный, дрожащий и немощный, он делает все, что приказывает ему Гермоген. Наконец, его отпускают.

Трудно представить, что Распутин смог бы так просто оставить это дело. Но он действует обдуманно. Вначале надо попытаться не допустить, чтобы Гермоген, все еще занимающий высокий пост, рассказал царице о его признании, сделанном при свидетелях (хотя и под давлением). Через свою влиятельную подругу Головину (родственницу Вырубовой) Распутин просит передать Гермогену, чтобы тот принял кающегося преступника. Наконец, епископ соглашается, но отказывается разговаривать с Распутиным лицом к лицу. Поприветствовав священника, визитер был вынужден созерцать его спину до тех пор, пока тот неожиданно не ушел.

Конечно, не удалось избежать сообщений в газетах об этом инциденте, причем в самых разных интерпретациях. Но Распутин оказался очень предусмотрительным. Пока Гермоген и Илиодор, давая интервью, сокрушились, что якобы в высших инстанциях даже подумывали о посвящении Распутина в сан священника (что, разумеется, не соответствовало его планам), несмотря на то, что он «такое ничтожество» и «вряд ли смог бы пойти дальше первой литании „Господу помолимся“», и что пора, наконец, понять, с кем они имеют дело — тот, кого осуждали, уже давно побывал у царицы.

Александра Федоровна возмущена нападением на Распутина. После разговора с ней Распутин с победоносным видом сообщит Вырубовой: «Его высокопреосвященство (Гермоген) еще увидит, во что ему обойдется распространение его донесений…»

Царь (по настоянию государыни) отдал распоряжение Синоду, высшему церковному органу, отправить Гермогена и Илиодора в ссылку. Прошение Гермогена об аудиенции было отклонено, а 3 января 1912 года ему вручили постановление: епископу предоставлялось место в Гродненской епархии с запрещением появляться в Петербурге; Илиодор ссылался во Флорищеву пустынь, что во Владимирской губернии. Но сначала оба отказались подчиниться этому приговору, прибегнув к поддержке многочисленных манифестаций солидарности.

Поскольку прошение Гермогена о переносе назначенного дня отъезда из Петербурга «в связи с болезнью» тоже было отклонено, он, отчаявшись, дал телеграмму Николаю II, мол, он всю жизнь посвятил служению церкви и Престолу, «и вот, на склоне лет моих, с позором, как преступник, изгоняюсь тобою из столицы. Готов ехать куда угодно, но прежде прими меня, я открою тебе одну тайну».