Элизабет Хереш - Распутин. Тайна его власти

Распутин действительно покинул столицу. Но через три недели он снова здесь. Разве он не обещал никогда больше не появляться в Петербурге? Его возвращение не может остаться незамеченным. Обратимся вновь к дневнику госпожи Богданович:

«14 марта 1912 года. Сегодня у нас было много народа. Тема по-прежнему — Распутин, который вернулся в Петербург и сразу поехал в Царское Село. Трудно себе представить, как царица с ним общается и как она терпит этого „хлыста“! Саблер тоже был здесь. Он ведет себя как-то по-другому. Больше не говорит ничего против Распутина…»

Саблер год назад был назначен новым обер-прокурором Священного Синода, причем, поговаривают, не без протекции Распутина (сам Распутин позже будет утверждать, что Саблер «поставил его на колени»). В действительности Распутину было важно не составить протекцию Саблеру, которого он рекомендовал царице как «набожного человека», речь больше шла о том, чтобы избавиться от предшественника. Григорий Распутин надеется, что сможет оказывать влияние и на нового обер-прокурора, пользоваться своей властью в вопросах, касающихся церкви и занятия постов — и, прежде всего, избежать противостояния верховной церковной власти по отношению к себе. Саблер сам, хотя и не был сторонником Распутина и выступал за смягчение меры наказания священникам, которых преследовали из-за вмешательства Распутина, но больше не осмеливался идти на конфронтацию с ним и не высказывал свою критику.

И вот появляется упомянутый выше новый председатель Думы. Он считает (как и некоторые до него), что стоит ему хоть раз открыть царю глаза на правду и подтвердить свои аргументы доказательствами, необходимый вывод напросится сам собой.

Михаил Владимирович Родзянко, выбранный в 1911 году вместо Гучкова председателем Думы, уже одним своим видом являет заметную фигуру того времени. Из-за габаритов и полноты его называли «самоваром», а в сочетании с гремящим голосом — «барабаном». Политик смеялся над собой, утверждая, что он «самый большой и самый толстый во всей России». Критики полагают, что он важничает (Витте: «… но его представительный бас, по меньшей мере, выдает хорошего председателя…»), другие считают его добрым от природы. Однако неоспоримой является его лояльность к царствующему дому, о которой можно больше судить по его делам, нежели по словам.

Воспользовавшись своим положением, Родзянко решается проявить инициативу. Окрыленный доверием, оказанным ему при избрании новым председателем Думы, он хочет продемонстрировать царю готовность «спасти» его.

Помимо обычных компрометирующих сообщений об образе жизни Распутина, у Родзянко имеются письма царицы и ее дочерей к Распутину, которые и должны были вызвать новую волну беспокойства. В свое время они попали в руки к Илиодору, а потом были подкинуты этим, жаждущим мести ссыльным, министру внутренних дел. Теперь послания циркулируют по столице, далеко не всегда переписанные с детальной точностью.

Письмо царицы, эмоциональное и мистически-религиозное, дает новую пищу тем, кто верит в интимную связь Александры с Распутиным:

«Мой любимый и незабвенный учитель, мой спаситель! Я так удручена без Тебя. Моя душа спокойна только тогда, когда ты находишься поблизости (…) Только когда моя голова может отдохнуть на твоем плече, я чувствую себя хорошо и хочу навсегда заснуть (…) Я прошу Твоего святого благословения и целую Твои благословенные руки.

Твоя вечно любящая Тебя Мама».

Те, кто не знали царицу близко, не могли и представить себе, что можно написать такое письмо мужчине, если он не возлюбленный. Ведь люди вряд ли могут предположить, что Александра — безукоризненная, бесконечно любящая мужа и искренне преданная ему супруга, и что уровень мистики и религиозности, уничтожающей всякий здравый смысл, достиг у нее почти болезненных размеров.

Перед аудиенцией Родзянко помолился пред иконой казанской Богоматери.

«Говорите», — предоставил ему слово Николай во время их встречи, словно не знал, чего ожидать от разговора.

Родзянко выложил все, с чем пришел: начиная с факта, что присутствие Распутина при дворе причиняет больший вред династии, а значит и монархии вообще, чем любая революционная пропаганда или акция.

Родзянко перечисляет детали аморального поведения Распутина. Он подтверждает общее предположение о том, что Распутин — член секты «хлыстов», и показывает государю письмо царицы (согласно другому изложению, письмо царицы передал Николаю II министр внутренних дел Макаров): «Царь побледнел, открыл дрожащими руками конверт и, узнав почерк супруги, произнес: „Да, это не подделка…“ Потом он открыл ящик и раздраженно бросил туда письмо».

Николаю не нужно никому докладывать о своей жене, но это не облегчает положения, потому что ее письма дают повод общественным подозрениям и скандалам. Наконец Николай, бледный и, вероятно, осознающий свое бессилие, подавленным голосом благодарит посетителя за «выполнение долга лояльного подданного» и признается, что ему кое-что из только что услышанного не было известно. В заключение царь поручает Родзянко продолжить составление отчета, включив туда уже представленные Синоду секретные документы.

Похоже, кампания прошла успешно. Родзянко получает от Синода секретные документы, которые обвиняют Распутина во многом. Но уже через день приходит заместитель обер-прокурора Синода Даманский (протеже Распутина) и требует документы обратно. На отказ Родзянко выдать их до окончания составления своего доклада, тот заявляет, что это требование «высших инстанций». Этого не может быть, возражает Родзянко, ведь Его Величество государь лично поручил заняться этой кропотливой работой.

Выясняется, что Александра Федоровна, как только до нее дошли сведения о начатом следствии, приказала затребовать все документы обратно, чтобы прекратить расследование дела Распутина. Однако на Родзянко это не производит впечатления: ведь и царица является подданной царя и должна подчиняться его распоряжениям. Узнав об этом, государыня выходит из себя. «У нее случился приступ истерии, и она потребовала, чтобы Родзянко и Гучков были повешены», — судачат приближенные к Царскому двору. Даже если бы это было преувеличением, Александра вряд ли могла хладнокровно отнестись к провалу своего вмешательства.

Доклад составлен, но Родзянко больше не назначают срока аудиенции. Возможно, у царя не хватает мужества для того, чтобы на основании неоспоримых доказательств дать соответствующие распоряжения, для выполнения которых у него связаны руки?

Родзянко решает направить доклад Царю по почте: он посылает документ в Ливадию, куда царская семья направилась к началу великого поста.