Виталий Ларичев - Колыбель предков

Наконец, слово попросил барон де Бай. Он начал с того, что заявил об огромном интересе западно-европейских, и в частности французских, археологов к сибирским древностям. Так, его учителя Катрфажа в особенности волновали возможности открытия там древнейших остатков человеческой культуры, поскольку, как он считал, Сибирь является местом, где следует искать изначальную культуру, родоначальницу европейских палеолитических культур. До сих нор можно было только предполагать, что из себя представляла древнейшая культура каменного века Сибири, поскольку европейские ученые не знали ни об одном факте открытия здесь палеолитического поселения.

Русскую археологическую науку теперь можно поздравить с выдающимся достижением — сибирский исследователь Савенков представил конгрессу удивительные вещи несомненно палеолитического возраста. Де Бай сказал, что сибирская палеолитическая культура действительно оказалась необычной — в ней древние, нижнепалеолитические по характеру вещи соседствуют с развитыми, почти неолитическими по облику. Таким образом, сбылось второе предсказание его учителя Катрфажа, который высказал предположение о возможности открытия в Северной Азии «неолитической индустрии, соединенной с четвертичной фауной»! Каменные и костяные орудия, извлеченные Савенковым из лессов Афонтовой горы, залегали в ней вместе с костями мамонтов, носорогов и северных оленей.

— Я осматривал вчера выставку, — продолжал де Бай, — и корреспондент одной из московских газет задал мне традиционный вопрос: «Что больше всего понравилось вам в залах, что больше всего поразило вас?» Мне не хочется обижать никого из тех, кто представил на выставку свои коллекции, — все они интересны и надолго привлекают внимание. Но прошу быть снисходительным ко мне и моим слабостям к палеолиту: я ответил, что сборы господина Савенкова, выставленные в сибирском зале, стали для меня настоящим откровением! Они оказались самым неожиданным из всего, что я когда-либо видел на подобных конгрессах. Что касается доклада, то он мне кажется наиболее значительным научным событием среди представленных оценке членов настоящего конгресса!

Однако, как ни странно, выступление де Бая оказалось первым и последним, где упоминались находки Савенкова и давалась оценка значения его открытия по палеолиту. Так, в замечаниях Анучина говорилось только о скульптурных изображениях неолитического времени, обнаруженных Иваном Тимофеевичем на Енисее, но он ни словом не обмолвился об Афонтовой горе. Даже палеонтолог академик Шмидт, который с большим вниманием встречал каждую находку, связанную с древними животными Сибири, в реплике по докладу Никитина «О следах четвертичной эпохи в России как результате деятельности доисторического человека» меланхолично констатировал, что по вопросу одновременного существования человека и мамонта он не может указать точных данных для этого ни для Европейской России, «ни для Сибири».

Стоит ли после этого удивляться, что Рудольф Вирхов, решительный противник совместного и одновременного существования первобытного человека и мамонта, при ознакомлении с выставкой, где его сопровождал и давал объяснения Н. М. Ядринцев, не пожелал осмотреть стенды с находками Савенкова из карьеров кирпичных заводов. Его заинтересовали только вещи, добытые Витковским при раскопках неолитического могильника в устье реки Китой в Прибайкалье.

Не удивительно поэтому, что причин для огорчения у Ивана Тимофеевича было более чем достаточно. Сколько надежд возлагал он на поездку в Москву, с каким удовольствием и трепетом представил для выставки камни и кости Афонтовой горы, и вот результат: серьезного разговора о находках после того, как было зачитано его сообщение, по сути дела не получилось. Приятно было, конечно, слушать комплименты де Бая, но, может быть, он просто золотил горькую пилюлю провала надежд?

Де Бай, однако, и в последующие дни продолжал оказывать Савенкову знаки внимания. Он беседовал с ним об Афонтовой горе и условиях местонахождения каменных орудий, попросил разрешение сфотографировать некоторые из находок и опубликовать их для сведения западно-европейских ученых в одном из научных журналов Франции. Барой высказывал желание побывать в Сибири и в особенности на Енисее в Красноярске, где Савенков сделал удивительные открытия.

Они расстались в Москве, чтобы никогда уже больше не встретиться, хотя де Бай сдержал свое обещание и приехал в Красноярск. Савенков к этому времени покинул Сибирь и переехал на новое место работы — в Варшаву. Де Бай, однако, поддерживал с ним переписку. В середине девяностых годов он совершил свое одиннадцатое путешествие по России. Во время этой поездки де Бай посетил крайние восточные, примыкающие к Уралу, европейские губернии России, а затем проехал Сибирь вплоть до Красноярска. Это было путешествие по возможным маршрутам продвижения древнейших людей с востока, из Азии, на запад — в Европу, одним из главных стимулов которого было открытие Савенкова на Афонтовой горе.

«Цель его поездки сюда, писала газета „Енисейские губернские ведомости“, заключалась в том, чтобы окончательно рассеять зародившееся у археологов недоверие (к древностям, открытым Савенковым. — В. Л .)… осмотреть все исследованные Савенковым местности, собрать там необходимый материал и своим опубликованием его подтвердить несомненность существования палеолитической эпохи в окрестностях Красноярска».

Де Бай прибыл в Красноярск в середине августа 1896 года и сразу же после визита в музей высказал, писала та же газета, «чрезвычайную заинтересованность теми местностями, в которых И. Т. Савенков нашел весьма много предметов палеолитической эпохи». Вместе со старыми коллегами Ивана Тимофеевича по работам в окрестностях города Проскуряковым, Кибортом и Лингвальдом де Бай совершил четыре экскурсии на Афонтову гору, это, по его словам, «Эльдорадо давно исчезнувшей культуры каменного века».

К сожалению, осенью в карьерах кирпичных заводов не добывалась глина, из которой землекопы «выбрасывали массами» кости животных и каменные орудия, «не придавая им решительно никакого значения». Тем не менее находки на Афонтовой горе оказались обильными. Де Бай собрал коллекцию выразительных каменных орудий «глубокой древности» (среди них преобладали скребла) и множество костей древних животных, в том числе мамонта, носорога, аргали, первобытного быка и северного оленя.

В целом Афонтова гора произвела на барона глубокое впечатление. На этом уникальном памятнике, по его мнению, можно проследить эволюцию культур, начиная от каменного века и кончая железным. Что касается общей оценки наблюдений над палеолитом Афонтовой горы, то, как отмечалось в газетной корреспонденции, с тем «значительным к в высшей степени ценным палеолитическим материалом… барон заранее и смело мог уже торжествовать свою победу над скептицизмом своих собратьев по науке», которые не хотели принимать всерьез енисейский палеолит.