Виталий Ларичев - Колыбель предков

4 августа работу конгресса прервали — началась мировая война. Многие наши преподаватели ушли в армию, но нас оставили завершать обучение. И здесь мне снова повезло: руководитель анатомического факультета профессор Джеймс Уилсон предложил мне стать его ассистентом. Его занимали неврологические проблемы, особенно эволюционная структура мозга, что оказалось созвучным моим интересам. Стоит ли говорить, как я обрадовался! В течение трех лет, до 1917 года, продолжалось наше сотрудничество, и влияние Уилсона на мое формирование как специалиста и даже на мои повседневные привычки оказалось настолько огромным, что, признаться, до сих пор иногда ловлю себя на том, что мыслю категориями моего учителя из Сиднея. Не думаю, чтобы я отличался особыми способностями. Вероятно, сыграли роль наши личные контакты, а также общность интересов, но факт остается фактом — профессор пошел на беспрецедентный в истории колледжа шаг, назначив меня на пост демонстратора анатомии. Обычно это считалось привилегией аспирантов-медиков.

Особенно важные для моей судьбы события произошли после того, как я отправился в Англию для прохождения военной службы в медицинском корпусе. Последний год мировой войны застал меня во Франции, и, когда встал вопрос о том, чем я буду заниматься после демобилизации, неожиданно выяснилось, что профессору Элиоту Смиту, который в это время возглавлял королевский университетский колледж Сардженс, требуется демонстратор. Мне определенно везло с этой должностью! Можете представить, Бернард, какое волнение охватило меня, когда мне предложили работать рядом с одним из лидеров антропологии Великобритании. Но, отдавая отчет в сложности предстоящей деятельности, я ответил профессору Смиту, что не считаю себя достаточно подготовленным. Мне казалось, что на эту должность имеет больше прав лейтенант Уиллард из Мельбурна, который лучше меня знает анатомию. Элиот Смит взял к себе нас обоих.

Годы работы и учебы рядом с выдающимся антропологом считаю самыми счастливыми из прожитых. Профессор Смит оказался полной противоположностью тому представлению о людях гениальных, которое обычно складывается у простых смертных. Блестящий эрудит, человек, популярность которого среди антропологов безгранична, отличался исключительной простотой и доступностью. Высокий, оптимистично и доброжелательно настроенный, он всегда был окружен теми, кто жаждал получить у него консультацию. Сначала я увлекся микроскопической анатомией, и Элиот Смит направил меня в Америку в Вашингтонский университет. Я совершил путешествие по всей стране и ознакомился с наиболее интересными центрами по медицине. Антропология по-настоящему стала моей страстью после возвращения из Америки в сентябре 1921 года. Не оставляя основной работы, я все свободное время возился с огромной «сравнительной коллекцией» мозга в музее королевского колледжа. Профессор Смит в это время занимался повой реконструкцией пильтдаунского черепа, и палеоантропология, в особенности проблемы, связанные с происхождением человека, стали той областью интереса, которая захватила меня всего. Я не слишком многословен, Бернард?

— Напротив, совсем напротив, дорогой Дарт! Для меня теперь важна каждая деталь, поэтому продолжайте, — проговорил Пауэр, торопливо делая заметки на листе бумаги. — Почему же вы не остались работать в королевском колледже? А, понимаю — вы, как истинный почитатель Дарвина, конечно же, попросились работать туда, где, согласно его идеям, находится родина человека — в Африку!

— Увы, дело обстояло далеко не так, — с грустью возразил Дарт. — Не скрою: я с удовольствием остался бы в Англии, ибо для ученого нет большего счастья, чем работать в кругу коллег. Но что оставалось делать, если у Элиота Смита к моменту завершения моей учебы в колледже не предвиделось свободных вакансий. Начало двадцатых годов было тяжелым временем для Англии, и чтобы вы, Бернард, поняли, в каком тяжелом положении оказались специалисты, приведу лишь один пример. Выдающийся знаток микроскопической структуры нервной системы и анатомии человека профессор Кульчицкий работал в колледже помощником лаборанта! Элиот Смит, понимая, что он не может оставить меня при себе, после долгих дебатов со своим другом профессором Артуром Кизсом, знаменитым исследователем пильтдаунской находки, нашли, наконец, вакансию и убедили меня отправиться в Южную Африку.

После некоторых колебаний я согласился и зашел к Кизсу, который обещал подписать рекомендацию. Я с тоской слушал, как он, просматривая документы, хвалил меня за знания, «презрение к принятым мнениям и отчаянный порыв» в исследованиях. Все это хорошо, но отъезд в Иоганнесбург я все же рассматривал скорее как изгнание, а не водворение на профессорство. Кизс подписал рекомендацию. Перед рождеством, в декабре 1922 года, я отплыл в Африку. Можете представить, Бернард, мое настроение — остались позади детство и любимые исследования, прощай общение с гигантами моей профессии, вроде Смита и Кизса. Впереди факультет анатомии и медицинская школа в новом и слабом университете Витватерсран…

При виде Иоганнесбурга мое настроение испортилось окончательно. Мне кажется, этот печальный пейзаж с бесконечными рядами однообразных, покрытых железом и сложенных из красного кирпича построек, пустынные без единого деревца окрестности города могли убить наповал куда более крепких, чем я. Добавьте к этому, что никто в Иоганнесбурге не знал, где находится медицинская школа, и я с трудом нашел ее. А затем началась работа. Недоставало элементарных пособий и инструментов, а коллеги не скрывали недружелюбия к выходцу из Австралии…

— Иначе говоря, ситуация не благоприятствовала размышлениям и мечтам о поисках предка человека в Африке? — спросил Пауэр.

— Признаться, в этом плане перспективы были с самого начала не из блестящих. По существу, к двадцатым годам Южная Африка все еще оставалась белым пятном на карте находок костных остатков ископаемого человека. Это не значит, что поиски его здесь не велись. Еще в начале нашего века двадцатидвухлетний горный инженер Джонсон мечтал открыть следы древнего человека в Южной Африке. Он оказался талантливым разведчиком и обнаружил изделия из камня палеолитического облика. Они описаны в двух его книгах: «Каменные орудия Южной Африки», изданной в 1908 году, и «Доисторические периоды Южной Африки», вышедшей в свет в 1912 году. По заключениям Джонсона, каменные изделия следовало датировать временем, начиная от современности и кончая эолитической стадией, т. е. он выделил те же этапы, что и археологи в Европе. Эолитическая стадия! Это означало, Бернард, что человек мог появиться в Африке около миллиона лет назад. Возможно ли это? Не увлекается ли Джонсон? Очевидно, нет, поскольку последующие исследования миссионера любителя археологии Нэвиля Джонса на востоке пустыни Калахари подтвердили наблюдения горного инженера. К северу от Кимберлея около дороги на Булаваго в районе Таунгса и Тигрового ущелья Джонс нашел многослойное палеолитическое стойбище. В верхнем слое галечников и мергелей залегали орудия неандертальцев, нижи сильно окатанные водой изделия из кварцита ашельского типа, а еще ниже — шелльские и дошелльские. Это еще один показатель появления человека на юге Африки за миллион лет до нашей эпохи! Примечательно, что стойбище найдено около Таугса. Запомните это название, Бернард, мы еще вернемся к нему.