Коллектив авторов - Мир в ХХ веке

Реформы 60-х годов в России (в их числе: “великая” Крестьянская реформа 1861 г., судебная, земская, военная) давали гораздо меньше оснований для характеристики их как “революции сверху”. В отличие от Германии они нисколько не затронули самодержавный строй, сохранили огромные пережитки крепостничества, сопровождались реакционными “контрреформами”. Несмотря на промышленный и железнодорожный бум, Россия осталась страной “средне- слабого капитализма” с крайне отсталой, безграмотной деревней. Впрочем, как мы увидим дальше, реформы в обеих странах не решили многих демократических задач и не смогли предотвратить в XX веке народных революций [3] См. об этом: Пантин И.К., Плимак Е.Г. Драма российских реформ и революций (сравнительно-политический анализ). М., 2000. .

Продолжая разрабатывать революционную теорию, Маркс обосновал ее глубоким, прежде всего экономическим, анализом современного ему капитализма. Было введено понятие “ эпоха социальной революции ”, как целой полосы развития, когда разрешаются накопившиеся противоречия между производительными силами и производственными отношениями [4] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7. . При благоприятных условиях допускалась возможность мирного хода революции, но главный политический вывод по-прежнему гласил, что социальные движения народных масс раньше или позже приведут к всемирной победе пролетарской революции. Такая революция в отличие от прежних, буржуазных , сломает всю старую государственную машину и поставит на ее место самоуправляющуюся систему народной власти “типа Парижской коммуны 1871 г.” Это категоричное суждение не означало отрицания роли парламентаризма и демократии в политическом просвещении и воспитании масс. К концу XX в. оно стало одним из оснований программы и стратегии Второго Интернационала, созданного при участии Фридриха Энгельса на конгрессе социалистов в Париже в 1889 г. Продолжая размежевание с реформистами и анархистами, Социнтерн считал учение Маркса своей теоретической базой.

Однако едва в 1895 г. умер Энгельс, как его ученик, соратник и душеприказчик Эдуард Бернштейн (в статьях и книге “Предпосылки социализма и задачи социал-демократии” [5] Bernstein Е. Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie. Stuttgart, 1899. ) подверг принципы марксизма “ревизии”. Теоретически осмыслив реформистскую практику профсоюзных лидеров и социал-демократических парламентариев, он бросил открытый вызов генеральной установке, нацеленной на грядущую социалистическую революцию: “Для меня, — заявил он, — конечная цель, какова бы она ни была, — ничто, а движение — все”.

Решительную отповедь Берштейну сразу же дали левые социал-демократические публицисты Александр Гельфанд (Парвус), Георгий Плеханов и Роза Люксембург. Так возник у рубежа веков известный “спор о ревизионизме”. Суть интересующей нас проблемы раскрыла Роза Люксембург в предисловии к своей полемической брошюре “Социальная реформа или революция?”: “Название настоящего произведения может на первый взгляд вызвать удивление. Социальная реформа или революция? Разве может социал-демократия быть против социальной реформы? Можно ли противопоставлять социальную революцию, переворот в существующем строе, конечную цель социал-демократии, социальной реформе? Разумеется, нет. Для социал-демократии повседневная практическая борьба за социальные реформы, за улучшение положения трудового народа еще на почве существующего строя, борьба за демократические учреждения представляет собой, напротив, единственный путь руководства классовой борьбой пролетариата, продвижения к конечной цели — захвату политической власти и упразднению системы наемного труда. Для социал-демократии существует неразрывная связь между социальной реформой и социальной революцией: борьба за социальную реформу — это средство , а социальный переворот — это цель ”.

И далее: «Противопоставление этих двух моментов рабочего движения мы впервые обнаруживаем в теории Эдуарда Бернштейна… Практически вся эта теория сводится не к чему иному, как к совету отказаться от социального переворота — конечной цели социал-демократии… Вот почему вопрос “социальная реформа или революция” в том смысле, как его понимает Бернштейн, является в то же время для социал-демократии вопросом: быть или не быть» [6] Luxemburg R. Sozialreform oder Revolution? Leipzig, 1899; Люксембург P. Социальная реформа или революция? // Люксембург Р. О социализме и русской революции. М., 1990. С. 20–21. .

Не менее остро отреагировал Плеханов. В открытом письме Карлу Каутскому “За что нам его [Бернштейна] благодарить?” он выразил изумление: “Неужели трудно понять, что сейчас речь идет вот о чем: кому кем быть похороненным — социал-демократии Бернштейном или Бернштейну социал-демократией? Я лично не сомневаюсь и никогда не сомневался в исходе этого спора” [7] Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1956. T. II. С. 373. .

Под давлением вождей Интернационала Августа Бебеля, Вильгельма Либкнехта, Поля Лафарга и других к критикам Бернштейна присоединился (хотя и с оговорками) также главный теоретик германской социал-демократии, автор ее Эрфуртской программы Карл Каутский [8] Kautsky К. Bernstein und das Sozialdemokratische Programm: Eine Antikritik. Stuttgart, 1899. . Германская партия на своих двух съездах осудила ревизионизм, и эта позиция была поддержана в 1904 г. на международном конгрессе Социалистического Интернационала в Амстердаме.

Забегая вперед, заметим, что столетие спустя в социал-демократической литературе возобладала иная точка зрения: критика Бернштейном революционной теории Маркса, в частности тезисов о неизбежном крушении буржуазного общества в результате обострения общественных противоречий, признается обоснованной. Особенно охотно цитируется вывод Бернштейна, что социал-демократия должна “освободиться от фразеологии, которая в действительности изжита, и стать тем, чем она реально является: демократически-социалистической партией реформ” [9] Winkler H.A. Eduard Bernstein und die Weimarer Republik // Bernstein E. Die deutsche Revolution von 1918/1919. Bonn, 1998. S. 7. .

В контексте нашего анализа триады важнее, однако, не то, кто был более прав в том давнем споре, сколько факт, что именно тогда в среде наследников Маркса обозначился глубинный разрыв как между двумя тенденциями в идеологии и тактике, так и между их носителями — революционерами и реформистами. Добавим, что этот разрыв горячо приветствовал из дальней сибирской ссылки Владимир Ленин, сразу взявший сторону революционеров.

Революция 1905–1907 гг. в России, сохранив родовые черты буржуазных антиабсолютистских революций прежних веков, обрела и характеристики, выражавшие новые условиях эпохи, названной вскоре “ эпохой империализма". Оставаясь буржуазной по своему социально-экономическому и политическому содержанию, революция показала возможность в ходе ее иной, чем прежде, расстановки классовых сил. Ленин и большевики считали, что ее главной движущей силой станут пролетариат и крестьянство, а либеральная буржуазия (как это наметилось уже в 1848 г. в Европе) утратит роль гегемона , которую примет на себя пролетариат. “Великую русскую революцию, — писал Франц Меринг, — отличает от Великой Французской революции то, что руководят ею классово сознательные рабочие России… Конечно, не в их власти перепрыгнуть через исторические пути развития и мановением руки превратить царское государство насилия в социалистическое общество. Но они могут сократить и выровнять путь своей борьбы, если, завоевав власть, не принесут ее в жертву буржуазным иллюзиям, а будут неустанно использовать для ускорения исторического, то есть революционного развития” [10] Mehring F. Gesammelte Schriften. B., 1979. Bd. 15. S. 39. .