Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

В другом месте своих мемуаров Шпеер опровергает распространенное заблуждение, будто существовал некий особый архитектурный стиль Третьего рейха: «Нередко утверждали, что этот стиль (неоклассицизм) есть признак господствующего архитектурного стиля в тоталитарном государстве. Что неверно. Скорее, это признак эпохи, и он присущ Вашингтону, Лондону и Парижу в той же мере, что и Риму, Москве или нашим проектам реконструкции Берлина» (16). Побывав, в свое время, во всех вышеперечисленных городах, охотно с ним соглашусь. Назовем данный стиль «имперским» — декларирующим грандиозную мощь государства.

В начале 1939 года перед началом строительных работ на очередном объекте Гитлер сказал: «Почему всегда самое большое? Я делаю это затем, чтобы вернуть каждому немцу чувство собственного достоинства. Чтобы в сотне различных областей сказать каждому: мы ни в чем не уступаем другим народам, напротив, мы равны любому из них». (17)

«Если однажды, — провозгласил фюрер на закладке первого камня Дворца конгрессов в Нюрнберге, — Движению суждено будет смолкнуть, то и спустя тысячелетия будет говорить этот свидетель. Посреди священной рощи древних дубов люди будут с благоговейным удивлением восхищаться этим первым колоссом среди сооружений Третьего рейха» (18). Так оно и получилось — здание до сих пор поражает туристов своими размерами. Сегодня в его амфитеатре проходят рок-концерты, располагается Документационный центр истории нацизма, репетирует городской оркестр, функционируют складские помещения, но все равно — большая часть дома пустует. Однако есть резон еще раз подчеркнуть: официальные сооружения в Вашингтоне (Мемориал Линкольна и вокруг него) по своему размаху соразмерны Нюрнбергскому проекту. Таков стиль эпохи, и он был востребован.

Здесь нам снова не обойтись без обильного цитирования Шпеера, который принимал самое активное участие в формировании архитектурной политики Третьего рейха. «Через два года после того, как Гитлер одобрил мой проект (партийный форум в Нюрнберге. — К. К. ), его в виде макета показали на Всемирной выставке 1937 года, где он получил Гран-при» (19).

На той же выставке нашлось место и для неформального состязания среди диктаторских режимов — чья физиономия покажется симпатичнее стороннему наблюдателю. «На территории выставки (Всемирная выставка в Париже. — К. К .) строительные площадки советского и немецкого павильонов лежали точно друг против друга — умышленное противопоставление со стороны французской дирекции. Во время одного из своих наездов в Париж я забрел в помещение, где был выставлен хранящийся в тайне проект советского павильона (так-таки и «случайно» забрел! — К. К.). Фигуры десятиметровой высоты торжественно шагали с высокого постамента прямо на немецкий павильон. После этого я набросал расчлененными тяжелыми колоннами монументальный куб, который как бы преграждал им путь, а с фронтона моей башни сверху вниз взирал на русскую пару орел, державший в когтях свастику. За павильон я получил золотую медаль, как, впрочем, и мои русские коллеги» (20).

Однако жизнь милитаристского государства диктовала архитекторам и свои специфические требования. В том же Нюрнберге незадолго до войны завершили грандиозный проект Триумфальной дороги. Она была выложена тяжелыми гранитными плитами, достаточно прочными, чтобы выдержать вес танка, а поверхность плит была нарочно сделана шероховатой, чтобы солдаты, проходя парадным шагом, не скользили по ним. И наоборот, часовые «Лейбштандарта “Адольф Гитлер”», дежурившие в резиденции рейхcканцлера носили сапоги со съемными войлочными подошвами, дабы не повредить драгоценные мозаики и мраморные плиты. К слову сказать, архитектура того времени в Германии сознательно отказывалась от строительных панелей и бетона. Сооружения возводились из натурального камня, и здесь тоже можно усмотреть элемент государственной политики возвращения к историческим и национальным истокам.

К числу приоритетных сооружений для строительства относились спортивные арены, гигантские залы для собраний, кинотеатры и театры — все, что можно использовать для политических и пропагандистских целей. Общественные здания должны были выглядеть как увеличенные греческие храмы, с возвышающимися ступенями и рядами колонн. Нацистский стиль, которому лучше всего подходит название «Нордического эллинизма», являлся классическим по замыслу, но гигантским по масштабам. Такой стиль укреплял образ нацистов как наследников великих культур прошлого.

Продолжали творить и архитекторы, находившиеся вне новых веяний, добиваясь простоты и функциональности архитектуры. Многие из них (Э. Май, В. Гропиус и др.) экспериментировали в индустриальном дизайне и возвели множество зданий, получивших мировое признание. С другой стороны, чтобы угодить сентиментальному фюреру, нацистские архитекторы строили в лесах вокруг Берлина крытые соломой коттеджи с деревянными балкончиками, дубовыми перекрытиями грубой ручной работы, напоминающие побеленные тирольские домики.

Главным архитектурным символом Третьего рейха стала новая рейхсканцелярия, резиденция Гитлера. На входе в нее стояли колоссы, символизирующие партию и армию, а далее следовал ряд помещений, непрерывно меняющихся по материалу и цветовой гамме и общей длиной 220 метров. В 1938 году признав лидера Германии «Человеком года», журнал «Тайм» сообщает: «На прошлой неделе герр Гитлер устроил рождественскую вечеринку для 7000 рабочих, строящих новую гигантскую Канцелярию в Берлине, сказав им: «Следующее десятилетие покажет этим странам с их патентованной демократией, где находится настоящая культура» (21). Он же, Адольф Гитлер, предвкушая скорые и многочисленные посещения его резиденции иностранными посетителями, предусмотрел для них особую форму психологического давления: «Они уже при входе по дороге в зал ощутят мощь и величие германского рейха» (22).

Также при Гитлере начались работы по реконструкции Берлина. Возможно, ему не давал покоя сталинский опыт реконструкции Москвы. По распоряжению Шпеера срубили знаменитые липы на центральной берлинской улице Ундер дер Линден и повсюду воздвигли мраморные колонны, украшенные орлами, знаменами и прочими национал-социалистическими эмблемами. Уже накануне пятидесятилетия Гитлера открылась для движения часть оси «Запад—Восток», новой широкой магистрали, пересекавшей столицу Третьего рейха.

Всякая реконструкция исторической части города вызывает сопротивление общественности, особенно, если речь идет о разрушении исторических памятников. И здесь, памятуя о чрезвычайной чувствительности немцев к сохранению исторического наследия, режим поступил нестандартно. Для того, чтобы прозондировать мнение общественности касательно сноса башни берлинской ратуши, Шпеер инспирировал «Письмо в редакцию», в котором озвучил данную идею. «Из-за яростных протестов читателей я решил до времени отказаться от своего замысла» (23). Много ли времени осталось до того, как бомбы и снаряды союзников разнесут немецкие города и их исторические памятники ­в щепки?