Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

Затем появилось «Зеркало времени» — программа, рассказывавшая в той же документальной манере о событиях, не связанных с войной. Но самым успешным нововведением оказались редакционные статьи Геббельса в «Рейхе», которые передавались по радио вечером каждой пятницы. Новый стиль Геббельса, мягкий и успокаивающий, соответствовал настроениям немцев в условиях затянувшейся битвы. Тем же целям служил и изменившийся музыкальный репертуар — обилие развлекательной музыки и джаза (см. главу «Искусство»). Кроме того, радиовещание выполняло и вполне прикладные функции — незадолго до налетов авиации союзников оно пунктуально извещало население Германии о направлении и скорости полета бомбардировщиков противника, что было жизненно важно в самом буквальном смысле слова, и также заставляло аудиторию следить за радиопрограммой.

Нацистская радиопропаганда подарила миру и своих звезд журналистики, приобретших мировую известность, таких как Ганс Фриче. Он стал самым популярным комментатором Третьего рейха. Его четкий гортанный голос (как считалось, похожий на голос Геббельса) и тщательно подобранные аргументы привлекали внимание немцев, которым поднадоели заурядные нацистские ораторы. Обычно принципом военной пропаганды является наступательный дух и стремление никогда не ссылаться на сообщения и аргументы противника, потому что аудитории, таким образом, лишний раз становятся понятны доводы врага, однако Фриче предложил совершенно другой метод. Он постоянно цитировал, иногда правильно, иногда тенденциозно, сообщения радио и прессы противника, пытаясь одновременно апеллировать к государственным и общественным деятелям противной стороны.

Его передача начиналась четким посылом аудитории: «Говорит Ганс Фриче». Узнавание в таких случаях играет ключевую роль, потому что рождает ложное чувство знакомства. Это становится предпосылкой согласия аудитории с коммуникатором (отправителем сообщения) — он воспринимается аудиторией как свой. И аудитория охотно разделяла его негодование, когда Фриче цитировал лондонскую «Ньюс кроникл»: «Мы за уничтожение всего живого в Германии — мужчин, женщин, детей, птиц и насекомых». И немцы снова и снова находили в себе силы сражаться с противником с неослабевающей яростью (49).

1 февраля 1943 года Верховное командование вермахта признало окру­жение южной группировки 6-й армии на Восточном фронте. Через два дня последовало официальное признание в поражении под Сталинградом. И теперь Геббельс решил сознательно запугать немцев. О страшных несчастьях на фронте говорили в специальных сообщениях германского радио, и к выпуску новостей звали не торжественные фанфары — их заменила печальная солдатская песня «У меня был товарищ» в сопровождении глухого барабанного боя. В остальное время по радио транслировали только похоронные марши и серьезную классическую музыку. На следующий день все германские газеты вышли с траурной каймой на полях. Народ Германии был потрясен. По империи покатилась волна ужаса и скорби.

Такой пропагандистской кампании Третий рейх еще не видел. За границей и внутри страны гадали, не сошел ли Геббельс с ума, доведя драматический эффект от поражения до такого критического накала. Однако опыт увенчался успехом. «Растерянные люди пришли в себя, печаль переросла в фатальный мистицизм, дескать, и поражения, и потери имеют свое значение. Шеф пропаганды взывал, обращаясь к своему народу: «Погибшие не сдаются! Они продолжают сражаться плечом к плечу с живыми солдатами!» И люди ему верили. Мало того, они опять начали доверять правительству, которое открыто говорило им горькую правду. Отныне Геббельс вновь мог их обманывать» (50).

Но все ухищрения пропаганды сломила военная сила и героизм союзных войск. Реальность уплывала от Геббельса в последние дни его жизни. Его вера, что силой слова можно сломить мощь орудий, носила уже какой-то потусторонний характер: (1 марта 1945) «Вечером в 7 часов будут передавать мою речь по радио. Дикция и стиль великолепны, и я льщу себя надеждой, что речь до некоторой степени произведет впечатление, хотя я не был в состоянии использовать в качестве аргументов какие-то конкретные успехи. Но народ довольствуется уже и тем, что сегодня имеет возможность послушать по крайней мере часовую хорошую речь»; (4 марта) «Вечером по радио передавалась из осажденной крепости Бреслау речь гауляйтера Ханке (бывшего заместителя Геббельса. — К. К. ). Она захватывает силой воздействия и преисполнена достоинства и высокой политической морали» (51). До последних часов войны находился у микрофона и Ганс Фриче, и в этом смысле он свой долг пропагандиста выполнил полностью, как и Геббельс.

Последнюю речь «маленького доктора» жители города услышали уже во время штурма Берлина. Он призывал к сопротивлению. Когда Геббельс читал перед микрофоном свое обращение к защитникам немецкой столицы, рядом разорвался снаряд, который выбил стекла в импровизированной студии. Он не прервал чтение ни на секунду. Узнав, что звук взорвавшегося снаряда хорошо слышен на записи, министр пропаганды выразил звукорежиссеру свое полное удовлетворение.

В студийных инсценировках звуков сражения необходимости больше не было.

С двадцатых годов все большее распространение получал жанр документального кино. По сути, уже первые фильмы, вроде «Прибытия поезда» братьев Люмьер, были документальными роликами, однако по мере развития кинематографа документальное кино выросло в сложную систему, не просто фиксацию события на пленку, но режиссерское осмысление событий жизни, выстраивание их определенной последовательности и — как цель — оказание художественного и пропагандистского воздей­ствия на кинозрителя.

Фотографическая документальность повествования и театральная изысканность постановочных кадров открыли перед кинематографистами широчайшее поле для развития новой эстетики и необозримые возможности для манипуляции сознанием с помощью подобранных образов, противопоставления различных символов, создания определенного темпоритма. Достаточно вспомнить одного из пионеров этого жанра великого советского режиссера Дзигу Вертова и его с триумфом прошедшие на европейских экранах фильмы «Человек с киноаппаратом» и «Симфония Донбасса».

Воздействие документального кино нацисты осмыслили довольно быстро, и не только в рамках масштабных кинолент, вроде «Триумфа воли», но и в ежедневной пропагандистской деятельности. Еще в середине 1930-х годов Бюро расовой политики выпустило ряд документальных фильмов: «Грехи против крови и расы», «Наследственность», «То, что вы наследуете», «Вся жизнь — битва», «Прочь из порочного круга», «Дворцы для слабоумных», «Генетически ущербные». Движущиеся на экране образы «дегенератов» и «расово нежелательных» индивидуумов оказывали сильное воздействие на зрителей. В некоторых случаях изображения людей с тяжелыми наследственными заболеваниями сопровождались графическим дизайном, имитировавшим «дегенеративные» эстетические стили (52). Эти короткометражные ленты демонстрировались наравне с выпусками новостей перед показом художественных кинофильмов. Не меньше 20 миллионов кинозрителей в год просматривали по меньшей мере один фильм Бюро расовой политики.