Валентин Сахаров - Политическое завещание Ленина: реальность истории и мифы политики.

Из-за обострения болезни Ленин не мог принять участия в работе декабрьского (1922) Пленума ЦК РКП(б) и опять не мог лично повлиять на ход дискуссии, поэтому для него был важен каждый лишний голос «за» сохранение монополии. Важна была и позиция Троцкого. Он тоже не участвовал в работе октябрьского (1922) Пленума ЦК и своего отношения к принятому решению не выявил. Уже поэтому нет никаких оснований представлять письменный вопрос Ленина о позиции Троцкого как предложение ему политического союза. Кроме того, Ленин не мог не знать, что Троцкий не был противником изменения режима монополии внешней торговли. Например, на заседании Политбюро 26 июня 1922 г. он не возражал против предложений Зиновьева, направленных на ее ограничение[666]. По-разному они оценивали эффективность монополии как средства защиты экономических интересов государства. Ленин считал, что она позволяет бороться с контрабандой, о чем писал членам ЦК (через Сталина) 13 октября 1922 г., оспаривая тех, кто утверждал, что «все равно, дескать, и контрабанда против монополии тоже идет вовсю»[667]. Троцкий принадлежал как раз к числу тех, с кем спорил Ленин. Он не скрывал своего скептицизма по поводу возможности монополии внешней торговли стать надежным заслоном на пути контрабанды. Не случайно на XII съезде партии в докладе о работе промышленности Троцкий «пропел» и «во здравие» монополии, и «за упокой» ее: заявив о себе как о принципиальном стороннике монополии[668], он тут же стал утверждать, что «контрабанда... будет разбивать преграды, и никакая монополия торговли, никакая пограничная охрана не оградит нас от давления мирового рынка»[669]. Такое заявление означает, что он фактически занял позицию гораздо более близкую к бухаринской, чем к той, которую занимали Сталин, Каменев и Зиновьев.

Все это свидетельствует о политически конъюнктурном характере позиции и поведения Троцкого. В переписке с Лениным он явно лукавил. Вернее, пытался разыграть в свою пользу противоречия, возникшие между Лениным и большинством ЦК, в том числе и его ближайшими сподвижниками. Однако как бы там ни было, но Троцкий оказался среди тех, на кого Ленин мог опереться в борьбе со своими непримиримыми оппонентами — Бухариным и Сокольниковым. Голос Троцкого здесь, конечно, был полезен, им можно и нужно было воспользоваться. Но — не для политической борьбы со Сталиным, Каменевым и Зиновьевым. 13 декабря, т.е. в то время, когда была вполне выявлена не только близость, но и различие их позиций, Ленин направляет Сталину для Пленума ЦК пространное письмо с развернутой аргументацией своей позиции в пользу сохранения монополии внешней торговли. Его удар направлен против Сокольникова и Бухарина, а не против Сталина, Каменева и Зиновьева. О Троцком, о его позиции, авторитете и важности его поддержки — ни звука[670]. И не потому, что переговоры с Троцким велись втайне. Ленин не скрывал их, и Сталин о них знал.

С другой стороны, ко времени, когда у Ленина с Троцким было достигнуто согласие относительно позиции по вопросу о монополии внешней торговли, изменились настроения и части членов ЦК. Дополнительный материал и беседы с Лениным побудили Сталина, Каменева и Зиновьева изменить свою прежнюю позицию и перед Пленумом ЦК высказаться в поддержку позиции Ленина[671]. Сталин 15 декабря известил членов ЦК партии письмом: «В виду накопившихся за последние два месяца новых материалов по вопросу о внешней торговли (материалы комиссии тт. Ярославского и Аванесова, с одной стороны, и материалы тов. Стомонякова об оживлении переговоров с заинтересованными капиталистами об организации ряда крупных смешанных обществ по внешней торговле — с другой стороны), говорящих в пользу сохранения монополии внешней торговли, снимаю свои возражения против монополии внешней торговли, письменно сообщенные мною членам Цека два месяца назад»[672]. Снятие разногласий со Сталиным означало, что у Ленина с ним нет больше сколь-либо существенных разногласий в вопросах экономической политики.

Троцкий утверждает, что Сталин по вопросу о монополии в декабре 1922 г., «почуяв опасность, отступил без боя»[673]. Все доказательство этого тезиса держится на том, что заявление Сталина об изменении прежней позиции последовало только 15 декабря, т.е. вслед за договоренностью, достигнутой между Лениным и Троцким. Но, во-первых, дата письма не означает, что Сталин изменил свое мнение именно в означенное число, это могло произойти и несколько ранее. Во-вторых, нет оснований считать, что Сталин был более податлив политическому давлению, чем, например, Бухарин и Сокольников, которые своих взглядов не изменили. В-третьих, вряд ли Сталину надо было опасаться создания политического союза Ленина и Троцкого при сохранении разногласий по более важным вопросам НЭПа и принципам строительства хозяйственного механизма.

Троцкий намекает, что именно его согласие поддержать Ленина позволило последнему настаивать на рассмотрении вопроса о монополии на декабрьском Пленуме и не допустить нового перенесения (неясно, кто выступал с таким предложением) под каким бы то ни было предлогом[674]. Эта точка зрения не имеет под собой достаточных оснований. Из письма Ленина Троцкому от 15 декабря ясно, что не поддержка Троцкого позволила ему так ставить вопрос, а другие обстоятельства: «самое главное: дальнейшие колебания по этому важнейшему вопросу абсолютно недопустимы и будут срывать всякую работу»[675]. К тому же заявление Ленина о недопустимости переноса обсуждения на следующий Пленум из-за его болезни сделано было тогда, когда среди основных сторонников Ленина в Политбюро было достигнуто взаимопонимание по этому вопросу, следовательно, принятие ленинского предложения было обеспечено. Вопрос созрел, условия для победы точки зрения Ленина сложились. Надо было принимать решение. Позиция Троцкого была важна, но не имела определяющего значения.

Переговоры с Троцким отлились в форму переписки только потому, что Ленин избегал личных контактов с ним. А разговоры со Сталиным и Каменевым не оставили письменных следов как раз потому, что велись они в ходе личных встреч. Таким образом, сама переписка говорит не столько о политической близости Ленина с Троцким (даже в этом отдельном вопросе), сколько о дистанцировании Ленина от него даже в той ситуации, когда он был заинтересован в его поддержке.

Об этом же говорит и обращение Ленина 14 декабря 1922 г. к Ем. Ярославскому**** с просьбой записать ход дискуссии на Пленуме ЦК РКП(б)[676]. «Ленин вызывал меня к себе, — вспоминал он, — и беседовал со мной по поводу постановки в Пленуме ЦК вопроса о сохранении монополии внешней торговли. Он тогда очень волновался, что вопрос этот не будет пересмотрен в желательном для Ленина смысле, то есть в смысле отмены предыдущего постановления Пленума, и особенно волновался он по поводу позиции Зиновьева, Каменева, Бухарина и Сокольникова (курсив наш. — B.C.). Ленин поэтому стремился обеспечить за своим предложением поддержку. Ленин знал, что Сталин высказался уже в письме в Политбюро, что он за сохранение монополии. Он просил меня сговориться с тов. Троцким и вместе защищать вопрос в Пленуме ЦК, а если понадобится, то и перенести на фракцию съезда Советов... Говорить на основании такого соглашения по данному вопросу с т. Троцким о блоке против Зиновьева и Каменева Ленина с Троцким вообще было бы совершенно неправильно. Во время почти часового свидания моего с Лениным, В.И. ни разу мне не намекнул относительно принципиальных своих расхождений с Политбюро по другим вопросам, хотя Ленин, помнится, говорил не только о монополии внешней торговли, я меньше всего могу допустить, что Ленин имел в виду какой-нибудь прочный "блок" с Троцким. Он, по-моему, относился к нему именно как к бывшему меньшевику... и только отстаивал с помощью т. Троцкого определенную линию в вопросе сохранения государственной монополии внешней торговли... я думаю, что Ленин не ограничился бы только советом сговориться с Троцким по данному вопросу, если б имел в виду более длительный "блок": ведь я был тогда членом ЦК, и, косвенно хотя, Ленин посвятил бы меня в складывающуюся комбинацию»[677].