Валентин Сахаров - Политическое завещание Ленина: реальность истории и мифы политики.

Протоколы заседаний Пленума (и рукопись, и официальный машинописный экземпляр) и другие документы не фиксируют какой-либо активности Троцкого при обсуждении вопроса о монополии внешней торговли[691]. Сам Троцкий нигде в своих многочисленных воспоминаниях также ничего не говорил о том, как именно он отстаивал ленинскую позицию на Пленуме, не утверждал и того, что благодаря его активности было принято решение, так обрадовавшее Ленина. Нет никаких оснований считать, что Троцкий как-то повлиял на принятые решения. Неудивительно поэтому, что ему не предназначалось никакой особой роли и в деле реализации решений Пленума.

Дальше события развивались, судя по информации Ярославского (его письмо Фотиевой и Володичевой от 22 января 1924 г.), так. Ярославский передал свою запись секретарям Ленина. «Володичева дала кому-то переписать мою запись и машинистка, вообразив почему-то, что это рукопись т. Сталина, обратилась к нему за справкой по поводу не ясно написанного слова»[692]. Здесь и вскрылось, что Ленину, минуя ЦК, направляется еще один документ — «секретная записка» Ярославского. Очевидно, Пленум ЦК РКП(б) на следующем заседании был ознакомлен с просьбой Ленина и принял особое постановление об условиях его информирования о принятых решениях*****: «В случае запроса т. Ленина о решении Пленума по вопросу о внешней торговле, по соглашению Сталина с врачами, сообщить ему текст резолюции с добавлением, что как резолюция, так и состав комиссии приняты единогласно». Относительно записей Ярославского было решено: «Отчет т. Ярославского ни в коем случае сейчас не передавать и сохранить с тем, чтобы передать тогда, когда это разрешат врачи по соглашению с т. Сталиным» (курсив наш. — В. С.)[693]. Как видно, запрет касался только записей Ярославского, а не решения Пленума. Ясно, что под этим «соглашением» подразумевается не заговор Сталина с врачами против Ленина, а выяснение мнения врачей, получения от них разрешения на передачу документов.

Первая часть постановления, возможно, была подготовлена Сталиным и отпечатана заранее, перед внесением на рассмотрение Пленума. Вторая часть его (последний пункт (абзац)) носит совсем иной характер. Во-первых, он вписан в машинописный текст подлинника от руки Фотиевой: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки»[694]. Здесь же имеется ее помета: «Не записанное решение».

Непонятно, почему это решение не было записано в протокол, почему, кем и когда было решено его вписать. Возможный ответ состоит в том, что после того, как это постановление было отредактировано и отпечатано, оно было оглашено на Пленуме и здесь же было решено возложить персональную ответственность на Сталина. Ем. Ярославский подтверждает эти предположения, сообщая (в письме Фотиевой и Володичевой от 22 января 1923 г.), что сначала была принята первая часть решения (хотя не очень ясно, что считать первой частью, но можно предположить, что речь идет о печатном тексте)[695]. Во-вторых, этот пункт не может быть объяснен, как предыдущие, резким ухудшением состояния здоровья Ленина, так как он относился не к самому Ленину, а к тем, кто мог вступать с ним в политический контакт. Его формулировка указывает на то, что в ЦК опасались нарушения запрета кем-то из ближайшего окружения Ленина. Этого можно было ожидать либо со стороны секретарей (им трудно было противостоять Ленину), либо со стороны Н.К. Крупской, которая благодаря своему положению могла пренебречь обычным запретом или нечаянно нарушить его, поскольку не всегда контролировала себя в разговорах с Лениным. О наличии у Крупской этой «слабости» М.И. Ульянова писала: «Опасаться надо было больше всего того, чтобы В.И. не рассказала чего-либо Н.К., которая настолько привыкла делиться всем с ним, что иногда совершенно непроизвольно, не желая того, могла проговориться»[696].

Это постановление не могло иметь целью сокрытие существа принятого решения и результатов голосования, поскольку эти сведения должны были быть ему сообщены сразу же. Из протокола Пленума ЦК было сделано две выписки, одна — для Ленина — была передана Фотиевой (зарегистрирована в ленинском секретариате в декабре 1922 г.), вторая — для Сталина[697]******.

Считается, что дальше события развивались следующим образом. 21 декабря Крупская рассказала Ленину о решении Пленума и под его диктовку написала Троцкому письмо: «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление и для этого провести предложение поставить на партсъезде вопрос об укреплении внешней торговли и о мерах к улучшению ее проведения. Огласить это на фракции съезда Советов. Надеюсь, возражать не станете и не откажетесь сделать доклад на фракции»[698].

Это письмо воспринимается как ленинское. Однако оно вызывает ряд вопросов источниковедческого характера. Отсутствие рукописи и подписи под ним легко объяснить болезнью, но с другими вопросами сложнее. Во-первых, оно почему-то не зарегистрировано в ленинском секретариате. Кроме того, и, во-вторых, в опубликованной версии этого письма опущена приписка, сделанная якобы Крупской. Интерес представляет не самый ее текст («В.И. просит также позвонить ему ответ»), а поставленная под ней подпись — «Н.К. Ульянова». Это удивительно, поскольку Крупская подписывалась всегда своей фамилией — «Крупская». Именно так ею подписаны другие документы, написанные в эти дни[699]. В-третьих, нет даже подлинника, написанного ее рукой, имеется только копия с копии . Можно ли в этом случае с доверием отнестись к такому письму? Думается, нет! Во всяком случае, его нельзя положить в основу суждений, отдав ему приоритет перед совокупностью других документов, в подлинности которых сомнений нет.

Кроме того, содержание этого письма находится в явном противоречии с известными документами о подготовке обсуждения на Пленуме вопроса о монополии внешней торговли и ходом его обсуждения: неясна озабоченность принятым решением, которую якобы высказал Ленин[700]. В письме содержится предложение о переносе этого вопроса во фракцию съезда Советов и на съезд партии. Эти мысли Ленин высказывал несколько раз в ходе переписки с Троцким, но в ином контексте — в том случае, если предложение о сохранении монополии внешней торговли Пленум не поддержит. Но Пленум поддержал ленинское предложение, и Ленин принятым решением был вполне удовлетворен. Неясно, что теперь стимулирует это предложение. Любопытно, как сам Троцкий интерпретирует это письмо: Ленин-де после ознакомления с решением Пленума предложил ему политический блок против ЦК: «настаивал на том, чтобы я апеллировал против ЦК к партии и съезду»[701]. Зададимся вопросом: зачем Ленину нужно было идти на союз с Троцким против своих сторонников и планировать борьбу с ЦК РКП(б) на съезде партии за сохранение монополии внешней торговли? Зачем «ломиться в открытую дверь»? Может быть, потому, что члены его группы в Политбюро и ЦК не сразу солидаризировались с ним? Ну а Троцкий? Разве он не посчитал нужным зафиксировать отличие своих взглядов от ленинских в том вопросе, который был более общим и важным по отношению к вопросу о монополии?