Марина Скржинская - Древнегреческие праздники в Элладе и Северном Причерноморье

Перевод Н.И. Гнедича

Мать невесты зажигала от своего очага факел и шла за повозкой вместе с родственниками и гостями. Одни несли факелы для освещения дороги, другие – подарки, а также особого вида треножник, лутрофор и кальпиды для свадебных ритуалов, многие пели свадебные песни и танцевали под аккомпанемент аулосов и лир [686], возгласы, обращенные к Гименею, звучали на всем пути к дому жениха (Plut. Mor. 667 f). Его мать с факелом встречала гостей у дверей. При входе в дом молодых осыпали плодами и сластями в знак пожелания счастливой совместной жизни и хорошего потомства. В некоторых областях Эллады разыгрывалась сцена похищения невесты, напоминая давно не практиковавшийся древний обычай, девушка при этом вскрикивала, а жених хватал ее на руки и, внося в дом, следил, чтобы ноги новобрачной не коснулись порога. Мотив похищения невесты отразился в мифе о свадьбе Европы и Зевса на Крите; как будет показано ниже, это предание хорошо знали на Боспоре.

После входа в дом начинались обряды приобщения невесты к домашним божествам ее нового дома: молодая прикасалась к огню очага, ее подводили к изображениям домашних божеств и окропляли очистительной водой. Супруги обращались с молитвой богам и делили между собой хлеб, пирог и несколько плодов. Затем продолжался праздничный пир. Он, по словам Плутарха, был самым многолюдным из всех домашних праздников, потому что следовало пригласить родственников и ближайших друзей жениха и невесты (Plut. Mor. 666 e). Именно на свадебных торжествах многие желали блеснуть роскошью и богатством праздника, поэтому законодатели, борясь с излишествами, в первую очередь ограничивали число гостей на свадьбе. Об их числе дает представление упоминание Афинея (IV, 23) о двадцати приглашенных на свадебный пир. Все участники свадебных торжеств считались свидетелями заключенного брака; они в случае необходимости в дальнейшем могли засвидетельствовать его законность (Athen. V, 185 b) и подтвердить, что оба вступивших в брак принадлежат к семьям полноправных граждан (Plut. Mor. 666 f).

В одних областях Эллады в конце пира с невесты снимали фату и открывали ее лицо, а в других это происходило при входе в спальню, от названия которой таламос происходят наименования эпиталамиев, песен у брачного покоя. Невеста входила туда первой вместе с нимфетрией и подругами; они снимали с нее свадебный наряд и готовили к брачной ночи. Потом приходил жених; при свете факелов его сопровождали родственники и друзья, певшие эпиталамии, часто с шутливыми и нескромными намеками. На протяжении всей античности славились эпиталамии, сочиненные Сафо, но они, к сожалению, известны сейчас лишь по небольшим цитатам у некоторых древних авторов. Даже в IV в. н. э. Гимерий в «Эпиталамии Северу» (гл. 4) назвал их образцом для подражания; сам же он сочинил такой эпиталамий (гл. 20): «О невеста, полная благоухающей, как роза, любовью, о любимая услада Пафии, иди в брачный покой, всходи на ложе, нежноулыбчивая, желанная. Пусть тебя, почитательницу брака сребротронной Геры, не против воли провожает туда Веспер» [687].

После пения эпиталамиев новобрачных оставляли одних и запирали дверь спальни; около нее, как бы на страже, оставался один из друзей жениха. А утром следующего дня здесь пели другую разновидность эпиталамия – песнь пробуждения. В этот день молодая супруга снова надевала свадебный наряд, но уже без фаты, а голову украшала венком или диадемой. В своем новом доме она принимала подарки от девушек и женщин. Такие подарки назывались επαύλια, то есть так же, как этот заключительный день свадьбы. Позже в ближайший праздник Апатурий муж совершал свадебное жертвоприношение, обращался с просьбой внести имя жены в списки своей фратрии и устраивал угощение для ее членов. Таким образом окончательно утверждалось новое социальное положение женщины.

У многих древних народов существовала уверенность в том, что переход от одного периода жизни в другой является смертью одного человека и рождением иного. Ярче всего это отражалось в обрядах инициации: юношам внушалось, что, пройдя жестокие испытания, они умирают, а затем воскресают уже взрослыми мужчинами. Сходное представление сопровождало и вступление невесты в брак: она умирала как девушка и возрождалась в новом статусе замужней женщины и будущей матери. Настоящая смерть также воспринималась как переход души в другое состояние при перемещении ее в потусторонний мир. Не случайно в эллинских свадебных и похоронных обрядах имелось определенное сходство, и его неоднократно отмечали современные ученые [688].

На могилах неженатых и незамужних в качестве памятника ставили лутрофор [689], особый сосуд, который, как уже говорилось, употреблялся в свадебных ритуалах. Демосфен (XLIV, 18) в речи «О наследстве Архиада» для доказательства, что Архиад был холостяком, указал на его надгробный памятник – лутрофор.

В древнегреческой поэзии смерть девушки нередко называлась похищением богом подземного царства, умершую называли его невестой или супругой, а могилу – спальней новобрачных (Soph. Ant. 814-816, 891; Eur. Iph.Aul. 460-491). На рубеже нашей эры боспорский поэт выразил эту мысль в эпитафии Феофилы, дочери Гекатея. На ее надгробном памятнике, стоявшем на некрополе Пантикапея, написано, что Плутон «зажег брачные светочи и принял ее в свой свадебный чертог возлюбленнейшей супругой» (КБН. 130) [690]. Эта эпитафия, а также находки ваз со свадебными сюжетами в погребениях, открытых в Северном Причерноморье, показывают, что здесь грекам тоже были свойственны подобные представления о смерти.

В литературных произведениях древнейшие описания свадеб относятся к рассказам о богах и героях, и на росписях ваз так же сначала появились изображения свадеб мифических персонажей, чаще всего Зевса и Геры, Менелая и Елены, Пелея и Фетиды [691]. Они стоят на колеснице, и боги сопровождают свадебный кортеж. Одно из лучших подобных изображений архаического периода нарисовано на знаменитой вазе Франсуа, расписанной Клитием около 570 г. до н. э. [692]Тема бракосочетания богов и героев присутствует и в более поздней краснофигурной вазописи, но в V-IV вв. до н. э. художники стали изображать все основные моменты реальной свадьбы своего времени [693].

В коллекции ваз, найденных на Боспоре, есть замечательные и даже уникальные рисунки, иллюстрирующие все три этапа свадебных торжеств и дающие зрительные образы того, что трудно представить по письменным источникам. Интересующие нас росписи украшают кальпиды и леканы; первые использовались на свадебных церемониях, вторые часто дарили невестам для хранения разных женских туалетных принадлежностей.

К иллюстрациям первого дня подготовки к свадьбе, по-видимому, можно отнести сцену омовения женщины около лутерия и женские фигуры, из которых одна обнаженная моет волосы, а другая льет ей воду [694]. Такие достаточно распространенные композиции изображены на двух вазах из Пантикапея: на одной пелике и на крышке леканы мастера Марсия [695].