Александр Багаев - Презумпция лжи

____________________

Кажется, единственный «пан», чуть было не попавший тогда под раздачу — третий барон (Виктор) Ротшильд. Он, действительно, всю жизнь поддерживал лейбористов, ещё будучи студентом в Кембридже в 1930-х гг., симпатизировал левым, много лет дружил с будущими «печально знаменитыми» (Гай Бёрджесс, получив университетский диплом, даже какое-то время побыл «консультантом по инвестициям» при его маме, пока не устроился на серьёзную работу; во время войны Блант и Бёрджесс снимали комнаты в принадлежавшей Ротшильду квартире в Лондоне — он незадолго до того развёлся, и квартира стала ему временно ненужна). Всю войну Виктор Ротшильд прослужил, как и его друзья, в спецслужбах, точнее в МИ5. Так что когда в британской публицистической мысли оформился образ классической конспиративной «пятёрки» в Кембридже, одним из её членов довольно долго, правда, в конце концов безуспешно пытались сделать именно его.

И вот после нескольких лет особенно настырных на него нападок Виктор Ротшильд не выдержал и опубликовал в одной из газет (The Daily Telegraph, 4 December 1986) открытое письмо, в котором высказался крайне неожиданно и смешно:

«Начиная, как минимум, с 1980 г. и по сей день в прессе постоянно проскальзывают намёки, что я и есть ’Пятый’, то есть что я — советский агент. Поэтому Генеральному директору МИ5 стоило бы публично выступить и подтвердить, что у него есть неопровержимые — повторяю: неопровержимые — доказательства того, что я советским агентом никогда не был.»

Посмеявшись над забавным требованием доказать недоказуемое, стоит не упустить из виду: барон Ротшильд после пяти лет службы в МИ5 принятую у британских контрразведчиков в 1940-х гг. терминологию знал назубок. И, возможно, именно поэтому, будучи своим человеком в «Кембриджском Коминтерне», не сказал «Я никогда не был коммунистом» или «Я никогда не был агентом Коминтерна». Тем более, что текст его выступления в газете наверняка предварительно сто раз вычитали и пере-вычитали все лучшие юристы дома Ротшильдов.

В остальном же его заявление никак не исключает возможность того, что, получив по своим конфиденциальным каналам данные об атомном проекте США, он (или он и другие деятели из британской верхушки) отдал указание старым «буферам» передать через свои старые контакты эти данные в СССР. Родину — Великобританию — никто из них при этом не предавал и на «Советы» не работал; работали они на интересы своей страны, как они их понимали; так что максимум, в чём их в таком случае можно обвинить — это что они интересы своей страны поняли неправильно. А такой статьи, как известно, нет в УК ни в одной нормальной стране. Отсюда и бессильная злоба Штатов и всех их союзников в Лондоне.

И ещё отмечу интересную деталь. Один отставной агент МИ6 вспоминал, как однажды в Париже зимой 1944–1945 г. «за столом разгорелся спор о том, правильно или неправильно скрывать от Советского Союза перехваченные специалистами Блетчли важные для СССР сведения. Затеял спор Виктор Ротшильд, и (агента МИ6. — А.Б.) поразила горячность, с которой он принялся эту практику сокрытия критиковать.»

____________________

Признаю, что никаких бесспорных доказательств в пользу только что пересказанного предположения не встречал. Но посмел всё-таки здесь его привести по двум причинам. Во-первых, если принять его за правду, как по мановению волшебной палочки становятся понятными и разумно объяснимыми сразу чуть ли не все странности, связанные с загадочными судьбами и Муры, и её друзей и, возможно, коллег— «печально знаменитых советских шпионов» 1930-1950-x гг. А во-вторых, как-то уж очень гармонично с ним увязывается один загадочный факт, упомянутый Мирандой Картер и больше нигде и никогда мне не встречавшийся:

(Энтони Блант) обычно в текущую политику не вникал. Чарльз Райкрофт вспоминал, как он удивился, когда Блант, который о политике per se ( итал .-для себя) говорил очень редко, вдруг заявил, что если революция действительно свершится, «Англия опять станет самой важной страной в мире; появится новая Британская империя.» В этих словах Райкрофт угадал несколько искажённый вариант весьма популярной тогда в левых кругах идеи; Бёрджесс, страстно любивший Викторианскую Англию и Империю, был очень ею увлечён…

ВСЕ добротно сделанные романы с ключом имеют одну и ту же особенность: они завладевают вниманием читателя (если, конечно, читатель не ленивый) и уже больше не отпускают его до тех пор, пока любознательный книгочей не разгадает все загадки, которые ему автор загадал, и не докопается до настоящей личности всех анонимов в романе.

Процесс, который из-за этого начинается в голове и в жизни, можно сравнить, например, с серьёзным коллекционированием. Или ещё с собиранием хорошей частной библиотеки в былые советские времена; свою библиотеку я тогда из-за превратностей судьбы терял и восстанавливал с нуля дважды, так что знаю, о чём говорю. Мои тогдашние новые друзья и приятели, как обычно на каком-то раннем этапе знакомства, неизменно задавали вопрос: как ты умудрился так быстро восстановить потерянное? (Кто жил и любил книги в Москве в 1970-1980-х гг. — те сразу ностальгически вспомнят и поймут смысл вопроса.) Ответ у меня был простой и всегда один и тот же: нужно приучить себя заниматься поиском книг так же рутинно и даже машинально, как умыванием и чисткой зубов по утрам и вечерам.

Никакого блата для доставания дефицитных книг и ПСС вне общей очереди у меня не было. Потому в те годы, куда бы я в Москве ни шёл, в какие другие города ни ездил бы, по делам или отдохнуть, как только на пути попадался книжный или букинистический магазин, я просто машинально, не раздумывая, заворачивал прямиком туда — к книгам на полках. И рутинно, как бы на автопилоте сканировал их, ряд за рядом, все подряд, сверяя с включённым в мыслях и перед глазами списком всех моих на тот момент желанных названий и авторов. Сколько я таким образом за двадцать лет «отсканировал» книг — не знаю. Но несколько очень тогда вожделенных ПСС в моей последней ещё советской библиотеке были собраны именно таким «золотомоечным» способом — постепенно, месяцами (годами) по крупинке, то есть по томику с миру. Некоторые другие, наоборот, так и остались навсегда как будто с выбитыми зубами — с пропущенными, так и не найденными, не повстречавшимися мне томами.

С поиском ответов на загадки из хорошего романа с ключом происходит примерно то же самое. Что бы и когда бы ни читал — по теме или нет, документальное или художественное, академическое или сугубо личное словоблудное — всегда где-то в подсознании включены фильтры, состоящие из скольких-то ключевых слов, через которые мозг терпеливо и неутомимо пропускает весь этот то прозрачный, то мутный, то яркий, то скучный, то очевидный, то завиральный поток имён, дат, названий, событий и судеб.