Александр Стыкалин - Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Образ Кадара в западноевропейской и американской литературе в целом отвечал тому, что ожидали и хотели получить от западных аналитиков идеологи кадаровского режима. Тем не менее переиздать в самой Венгрии даже наиболее благожелательные по отношению к лидеру ВСРП работы власти не собирались – в силу того, что их не могла устроить трактовка событий осени 1956 года, а также характера отношений между Будапештом и Москвой на последующем этапе. И. Шоукросс, и другие западные биографы Кадара давали позитивную оценку революции 1956 года и негативную оценку политике СССР; сам же Кадар зачастую изображался как человек, на практике отчасти воплотивший те цели, которые ставили перед собой И. Надь и его реформ-коммунистическое окружение. Пожалуй, в несколько большей мере кадаровских идеологов устраивала та интерпретация событий, которую предложил крайне правый британский автор Д. Ирвинг, при описании революции 1956 года сделавший акцент на зверствах и разрушениях и непропорционально большое внимание уделивший антисемитской составляющей массового народного движения [887]. Ирвинг был, насколько нам известно, единственным западным историком, получившим доступ к секретным досье венгерских спецслужб. Это произошло еще в 1979 году [888].

25-летие венгерской революции отмечалось на фоне острейшего внутриполитического кризиса в Польше, получившего временное разрешение вследствие введения военного положения 13 декабря 1981 года Публицисты и аналитики, комментируя польские события, как и в 1976 году, неустанно проводили параллели с Венгрией 1956 года. Так, акция В. Ярузельского по введению военного положения рассматривалась как шаг, направленный на предотвращение масштабного советского силового вмешательства, на самом деле маловероятного в условиях затяжной афганской войны [889]. В связи с активностью польской «Солидарности» – органа независимого рабочего движения – сохраняла актуальность и проблематика венгерских рабочих советов 1956 года [890]. Как идеологи польской оппозиции, так и западные политологи, анализируя последствия скоропалительного решения Имре Надя и его правительства о выходе Венгрии из Организации Варшавского договора, приходили к выводу о том, что восточноевропейская оппозиция должна делать упор на независимое массовое движение с участием рабочего класса и создание альтернативных квази-государственных структур наподобие «Солидарности», а не на независимость во внешней политике. Среди знатоков истории венгерской революции не затихал спор о том, кто играл в ней первую скрипку – интеллигенция или рабочие. Он хорошо вписывался в контекст более широких дискуссий, проходивших на страницах западных изданий, в том числе представлявших разные круги восточноевропейской эмиграции. Дискуссий о том, какой социальный слой способен выступить движущей силой грядущего обновления Восточной Европы. Опубликованная в 1979 году в Нью-Йорке книга венгерских диссидентов писателя и эссеиста Дьердя Конрада (будущего президента международного ПЕН-клуба) и социолога Ивана Селени «Путь интеллектуалов к классовому господству» получила огромное количество откликов и стала одним из самых ярких событий независимой духовной жизни Восточной Европы конца 1970-х годов [891], как и работа молодых представителей школы Д. Лукача Я. Киша и Д. Бенце, пытавшихся, не минуя и конкретный венгерский опыт 1956 года и последующей эпохи, оценить в новых условиях перспективы восточноевропейского марксизма [892].

В 1981 году на Западе выходит множество работ, причем часть глубоких аналитических исследований по-прежнему принадлежала свидетелям и участникам событий, в том числе военным историкам П. Гостони и генералу Б. Кираю, имевшим возможность взглянуть на них глазами не только историков, но и мемуаристов. Видное место в общем массиве публикаций занимали труды по военной истории, в том числе истории повстанческого движения. Внимание исследователей продолжал привлекать и внешнеполитический аспект венгерской революции [893].

Одной из сверхзадач работ 1980-х годов было стремление ответить на вопрос: какую роль сыграл венгерский 1956 год в судьбах всего советского блока, как сказался на эволюции коммунистических режимов – не только Венгрии, но и других восточноевропейских стран, где коммунистические элиты, как и реформаторски настроенные силы, так или иначе должны были учитывать в своих действиях опыт «будапештской осени» [894]. С началом необратимых перемен в Советском Союзе венгерский кризис рассматривался как первая фаза того процесса, который неминуемо должен был завершиться кардинальными изменениями всей системы международных отношений в Европе. 30-летний юбилей венгерской революции отмечался осенью 1986 года, в условиях начавшейся горбачевской перестройки, когда восточноевропейская интеллигенция жила предчувствием эпохальных событий, означающих крах коммунистического правления и прекращение советской доминации в регионе. Развитие событий подтверждало правоту К. Лефора, который в 1976 году на большой парижской конференции к 20-летию «будапештской осени» и «польского октября» спорил с теми, кто называл восточноевропейские страны «обществами безнадежности». Ведь рухнувший в Венгрии режим не смог бы встать на ноги без советского военного вмешательства. Тем самым венгерская революция, по его мнению, показала, что «изнанкой огромной мощи тоталитарного режима является его совершенно исключительная по масштабам уязвимость» [895].

Изучение советской политики в отношении Венгрии, проводимой в условиях кризиса осени 1956 года и в последующие годы, все более входит в контекст активизировавшихся на Западе к исходу холодной войны исследований по ее истории. Причем к проблемам Венгрии 1956 года широко обращаются не только историки, но и политологи (советологи, «кремлинологи»), которых интересовали, прежде всего, процесс и механизмы принятия важнейших решений, а те или иные политические деятели, включая Имре Надя, рассматривались в первую очередь с точки зрения их отношения к советским, венгерским, международным институтам принятия определенных решений [896], таким, как ООН. В ходе дискуссий о сути венгерских событий 1956 года большая часть авторов определяла их как революцию, мотивируя это тем, что в течение считаных дней произошел фактически полный распад действующих и началось формирование новых институций в масштабах всей страны [897]. В связи с этим важно, однако, заметить, что в англоязычных изданиях наиболее употребимым было и остается слово «revolt», в сравнении со словом «revolution» несколько снижающее масштаб революционного действа, не позволяющее поставить венгерские события на одну доску, к примеру, с Великой Французской революцией 1789–1794 годах или некоторыми другими событиями, ознаменовавшими собой смену вех в истории европейской цивилизации, – речь идет и о российской революции 1917 года Предметом споров, особенно в эмигрантской среде, становится также вопрос о том, можно ли было избежать в Венгрии осенью 1956 года столь острого развития событий, как это удалось, в частности, тогда же в Польше [898]. Ответ на него мог быть дан только на основе глубокого сравнительно-исторического анализа процессов, происходивших в разных странах Восточной Европы после смерти Сталина [899].