Александр Стыкалин - Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

В Москве были в целом удовлетворены ходом венгерской нормализации, и выбор в пользу Я. Кадара был сделан в это время окончательно и бесповоротно, что явилось первым его серьезным тактическим успехом в отношениях с Кремлем. Но и после того, как М. Ракоши перешел в СССР, по сути дела, на положение политического ссыльного, его потенциальные сторонники в руководстве ВСРП продолжали составлять значительную силу. Лишь отчасти ослабил их позиции пленум ЦК КПСС 1957 года, нанесший удар по оппонентам Хрущева в Президиуме ЦК, которые (прежде всего Молотов и Ворошилов) выступали за более активное приобщение людей Ракоши к власти в Венгрии. Проявив предельную жесткость в деле Имре Надя, в общем не очень свойственную этому прагматичному политику, Кадар в 1958 году окончательно выбил оружие у своих критиков слева, сторонников полной реставрации той системы, что была решительно отвергнута венгерским народом в октябре 1956 года. Необходимо также помнить, что Имре Надь до конца своей жизни был бы не только центром притяжения для оппозиции, но и самим своим существованием напоминал бы венграм и всему миру о нелегитимности прихода Я. Кадара к власти и был в силу этого крайне неудобен для последнего [129]. Таким образом, советское предложение проявить великодушие не нашло поддержки венгерского лидера. Он предпочел перенести процесс, но не переписывать уже разработанный сценарий, по которому Имре Надя предполагалось казнить. К этому можно добавить, что после триумфального для Я. Кадара визита Н. С. Хрущева в Будапешт в апреле 1958 года венгерский лидер мог позволить себе больше самостоятельности в принятии внутриполитических решений.

Имре Надь на судебном процессе. 1958 год

Момент для проведения процесса был выбран наиболее удобный с точки зрения интересов советских лидеров. Мирные инициативы, заставившие Я. Кадара отложить судебный процесс, не нашли ожидавшейся поддержки на Западе, ни сам суд, ни приговор по делу И. Надя уже никак не могли повлиять на их судьбу. С другой стороны, состояние советско-югославских отношений к маю 1958 года достигает своей низшей в послесталинский период отметки, что было связано с принятием в конце апреля на VII съезде Союза коммунистов Югославии новой программы партии, хотя и не ознаменовавшей собой поворота в политике СКЮ, но приведшей в систему многие положения югославской концепции самоуправления, неприемлемой для руководства СССР. К тому же новая программа СКЮ в целом ряде пунктов вступала в противоречие с Декларацией Совещания компартий в ноябре 1957 года. В результате Москвой была развязана довольно шумная пропагандистская кампания антиюгославской направленности, пошедшая на убыль лишь через год, в 1959 году. В отличие от 1948–1949 годов в ходе новой кампании критика лидеров Югославии удержалась на уровне их обвинений в ревизионизме и национализме, не привела к разрыву дипломатических отношений, о «шпионах», «убийцах» и «фашистах» во главе этой страны речь уже не заходила – желая «проучить» «ревизиониста» Тито, в Кремле, однако, не отбросили долгосрочную задачу поддержания со стратегически важной Югославией нормальных партнерских отношений, что заставляло воздерживаться от перегибов в критике [130].

Памятник Имре Надю близ здания венгерского парламента в сегодняшнем Будапеште

Таков был внешнеполитический фон, на котором 15 июня 1958 года в ходе закрытого суда был вынесен смертный приговор Имре Надю и его соратникам П. Малетеру и М. Гимешу, на следующий день приведенный в исполнение. Г. Лошонци скончался в тюрьме за полгода до суда. Й. Силади был казнен еще в апреле. Генерал Б. Кирай, находившийся в США, был приговорен к смертной казни заочно. Другие проходившие по делу И. Надя подсудимые получили различные сроки тюремного заключения (в начале 1960-х годов практически все они были амнистированы).

Расправа над Имре Надем и его соратниками, ставшая венцом целой серии судебных процессов по делам участников революции 1956 года, вызвала широкий резонанс во всем мире. Для многих была очевидной несостоятельность обвинений против бывшего венгерского премьера, главная «вина» которого заключалась в последовательном отстаивании курса на суверенитет своей страны, вступавшего в слишком резкое противоречие со сложившейся еще при Сталине и остававшейся в силе и после его смерти практикой отношений внутри советского лагеря.

Как бы там ни было, июнь 1958 года в известном смысле поставил точку в истории венгерской революции и подвел черту под определенным периодом в развитии Венгрии в послевоенное время; политическая обстановка в стране к этому времени стабилизировалась и для дальнейшей консолидации режима необходима была смена тактики – задачи запугивания непокорных отходят на второй план, уступая место поискам путей наведения мостов к венгерской нации. Показательно, что расправа над Имре Надем почти совпала по времени с публикацией первых документов, заложивших основы кадаровской либерально-прагматической модели социализма, которая отличалась, пожалуй, наибольшей гибкостью в сравнении с другими его реально воплощенными моделями.

1957 и 1958 годы оставили черный след в истории Венгрии. Казнь Имре Надя и ряда его соратников, аресты многих тысяч людей стали для кадаровского режима несмываемым пятном позора. Но с начала 1960-х годов наметился поворот к более либеральной политике, многие находившиеся в заключении участники восстания получили амнистию – приступив к реформаторским экспериментам, кадаровская власть всё делала для того, чтобы вычеркнуть 1956 год из исторической памяти нации. Но должны были пройти долгие годы, пока Яношу Кадару политикой уступок и компромиссов, непревзойденным мастером которых он со временем стал, удалось, дав венграм максимум свобод, возможных при однопартийной коммунистической диктатуре, завоевать относительную поддержку в обществе и заставить своих соотечественников признать существующий в стране режим как, возможно, наименьшее среди всех неминуемых зол на пути к построению «светлого будущего».

Став на некоторое время витриной «социалистического содружества», кадаровский режим, как и родственные ему политические системы в других странах Восточной Европы, показал в конечном итоге свою нежизнеспособность. Изменение расклада сил на международной арене, прекращение советского контроля над регионом способствовали быстрой его трансформации в иное качество. Кончина Яноша Кадара в июле 1989 года, символизировавшая завершение целой эпохи в истории Венгрии, почти совпала по времени с перезахоронением Имре Надя. Человек, управлявший страной более 30 лет, еще при жизни смог увидеть сделанный своей нацией выбор в пользу чуждых ему западных моделей, основанных на политическом плюрализме. С 33-летней дистанции стал очевиден парадокс: не будучи в отличие от Я. Кадара сильным практическим политиком и менее четко представляя себе пределы возможного, И. Надь, являвшийся знаменем сил, выступавших в конце 1980-х годов за смену системы, заочно доказал перед Я. Кадаром свою историческую правоту. Главный же вывод, к которому приходишь на основании глубоких исследований Я. Райнера, таков: политические ошибки И. Надя, его неспособность овладеть ситуацией в трагические дни октября 1956 года не перечеркивают значения морального примера, который он дал в последние полтора года жизни последовательным отстаиванием убеждений, в своих основных, наиболее значительных моментах совпадавших с чаяниями венгерской нации.