Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Коллонтай сообщала в Москву, что «…Кальес с большим уменьем и достоинством парирует попытки Вашингтона доказать, что революция в Никарагуа есть дело рук Москвы… Этот тон и независимое поведение мекпра в отношении Соединенных Штатов, укрепившееся за последнее время, еще раз подтверждает, что в борьбе с северо-американским империализмом руководящая роль в Латинской Америке принадлежит Мексике, что, сколько могу пока судить, у нас недостаточно учитывается». [602]

Таким образом, Коллонтай ничем не отличалась от Пестковского в своих настойчивых попытках убедить Москву в важности Мексики как флагмана революционной антиамериканской борьбы в Латинской Америке. Однако, как и ее предшественник, Коллонтай не смогла вызвать у Литвинова никакого энтузиазма. В конце своего пребывания в Мексике Александра Михайловна почти обреченно констатировала: «Мой вывод таков, что недостаточное наше знакомство с той ролью, которую Мексика играет в значительной части Латинской Америки, тормозит рост нашего влияния в Мексике и оставляет нас пассивными даже в тех случаях, когда мы, конечно, с осторожностью, могли бы вести активную политику в противовес действующим в Мексике империалистическим силам». [603]Коллонтай просила Литвинова обратить внимание на «включение Мексики в орбиту фактической политики НКИД. То место, которое занимает Мексика в Латинской Америке, и та роль, которую она играет сейчас в борьбе с северной «кузиной», делают Мексику достойной большего внимания, чем мы ей до сих пор оказывали». [604]

Коллонтай пыталась наладить постоянные торговые связи между СССР и Мексикой («надо прежде всего налечь на торговые дела»). «Уже вырисовывается возможность закупки в Мексике ряда товаров (например, сизальхенекен, свинец, хлопок, кофе и т. д.)». [605]В 1927 году Мексика закупила в Советском Союзе кожсырье, льношелковые изделия и кондитерскую продукцию на 105 тысяч рублей. Импорт СССР (свинец и другие цветные металлы) был гораздо внушительнее – 1,9 миллиона рублей в 1925–1926 годах. Мексиканцы стали закупать и советские кинофильмы. Однако в целом торговля разивалась вяло из-за большой географической удаленности двух стран друг от друга. Когда в 1926-м истек срок действия торгового соглашения 1909 года, в Москве решили пока его не продлять и стали курировать экономические связи с Мексикой из Европы.

Тем не менее Литвинов в беседах с Вадильо ставил вопрос о заключении нового торгового договора, и стороны даже обменялись проектами. Однако Москва столкнулась с проблемой, которая будет преследовать СССР вплоть до его исчезновения в 1991 году. Дело в том, что Советский Союз был единственной страной в мире с монополией внешней торговли. Соответственно, в каждом торговом договоре должен был быть отражен статус советского торгпредства в той или иной стране. Москва настаивала на тех же привилегиях и иммунитетах для торгпредства, что и для посольства (именно поэтому должность полпреда и торгпреда часто совмещали в одном лице). В других странах, в том числе и в Мексике, этого не понимали, считая сотрудников торгпредства обычными коммерсантами.

24 марта 1927 года Вадильо передал Литвинову проект советско-мексиканского торгового договора, в основу которого был положен японо-мексиканский договор. Советская сторона передала свой контрпроект 3 ноября. Затем дело с договором заглохло. Советское полпредство в Мексике из процесса переговоров исключили, что обидело Коллонтай. Она писала Литвинову, что отсутствие указаний по торговому договору воспринимает как приказ не проявлять никакой активности. Кстати, Коллонтай считала, что статья о правах торгпредства пройдет в Мексике «гладко».

И все же Коллонтай еще несколько раз почти умоляла Литвинова продвигать дело с подписанием торгового договора. Одним из ее аргументов был следующий: развитие торговых связей между СССР и Мексикой выбьет из-под ног США пропагандистский предлог для утверждений о том, что советское полпредство в Мексике занимается только идеологией. Коллонтай справедливо отмечала в своих докладах: «…мы не опираемся в Мексике ни на одну из социально-политических групп (наши друзья – горсточка и политически бессильны). Наше пребывание здесь построено на песке. К тому же далеко еще не изжито ни в обществе, ни у мекспра (хотя несколько и ослаблено за последнее время) представление о том, что весь смысл нашего пребывания в Мексике – это «большевистская» пропаганда в масштабе континента Америки. Мы можем разбить эти представления, только если подведем здесь для себя практическую экономическую базу, т. е. пустим в ход живую деятельность торгпредства». [606]

Видимо, разочаровавшись из-за пассивности Литвинова, Коллонтай пишет 9 апреля 1927 года личное письмо наркому Чичерину: «Первая крупная торговая сделка была бы лучшим ударом по басням о большевистской пропаганде, которая будто бы до сих пор составляет смысл существования нашего полпредства. Вместе с тем это дало бы возможность Мекпра парировать повторные инсинуации северной соседки на наш счет. Необходимо, чтобы Наркомторг закупал в Мексике непосредственно те мексиканские продукты, которые он закупает через Амторг». [607]«Боюсь, что Мексику в Москве недостаточно учитывают. В этом отношении именно Вы, Георгий Васильевич, с Вашей обычной чуткостью, могли бы помочь оживлению нашей работы в Мексике». [608]

Коллонтай была очень популярна в Мексике, и не только потому, что среди мексиканцев преобладали симпатии к СССР. (Она писала в дневнике: «Растущий интерес к Советскому Союзу, к нашей новой культуре, к нашим писателям. К Ленину – восторженное поклонение. Индустриализация, электрификация, наши артельные начинания, успехи совхозов, крупное земледелие, трактора – все это мексиканцам понятно. Давно не ощущала такого созвучия».) В отличие от своего американского коллеги Шеффилда, Коллонтай относилась к мексиканцам с огромной симпатией и без всякого высокомерия. О Мексике она отзывалась так: «В этой стране есть будущее. И люди в ней яркие и волевые. В ней есть своя культура и много красоты… За эти месяцы я научилась видеть Мексику и чувствовать ее народ. Сильный он, не согнуло его испанское владычество, не сокрушит его и нью-йоркский капитал». К Коллонтай, словно к президенту страны, постоянно приходили делегации, просившие решить тот или иной вопрос на местном уровне, в том числе помочь с получением земли. Действительно, Советский Союз был тогда крайне популярен в Мексике.

Искренней симпатией к Мексике проникнуты и строки Владимира Маяковского, посетившего страну в 1925 году: «Страна! Поди, покори ее!» Шеффилд же вообще отрицал наличие у мексиканцев какой-либо культуры и цивилизованности.