Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Литвинов писал полпреду в Германии Крестинскому 13 марта 1923 года: «Необходимо загладить неловкость с мексиканским министром Моронесом. Написать от имени берлинского полпредства в Мексику ему, что требование от него анкеты – недоразумение, и что если бы полпредство знало, с кем имеет дело, то предоставило бы визу без дальнейших распросов». [267]

КРОМ стремился наладить контакты и с Амстердамским интернационалом профсоюзов (то есть социал-демократической организацией международного профдвижения). Моронес присутствовал на Конгрессе Международной федерации профсоюзов (МФП, как стал называться Амстердамский интернационал), однако присоединяться к МФП КРОМ не хотел – это поставило бы под удар его особые отношения с американской АФТ. А для правительства Обрегона ключевым внешнеполитическим вопросом было признание со стороны США, в чем КРОМ через контакты с АФТ мог оказать серьезное содействие. МФП же вообще не считал АФТ профсоюзной организацией в современном смысле этого слова, так как последняя отрицала классовую борьбу и строилась по цеховому, а не по отраслевому принципу.

Полпред СССР в Германии Н. Н. Крестинский

Пестковский в первом донесении в Москву 25 ноября 1924 года писал, что «лабористы» (трудовики) находятся под влиянием АФТ. Главные руководители Моронес и Тревиньо – приятели Гомперса». [268]

Если КРОМ был откровенно соглашательской коррумпированной организацией, то куда более запутанно обстояли дела в созданном в 1921 году альтернативном революционном профцентре ВКТ. Вскоре выяснилось, что коммунистическая риторика этого профсоюза была лишь данью времени. Всеобщая конфедерация труда быстро перешла на позиции анархо-синдикализма и стала критиковать Советскую Россию еще сильнее, чем КРОМ. Пестковский так характеризовал мексиканских анархистов, описывая ситуацию в рабочем движении Мексики: «Анархисты. Лидеры почти ничем не отличаются от лабористов и являются такими же платными агентами правительства. Имеют влияние в профсоюзах кондитеров, деревообделочников. Являются ярыми противниками коммунизма и советской власти». [269]Характерно, что именно анархисты (а не КРОМ) хотели устроить демонстрацию протеста по случаю прибытия в Мехико первого советского полпреда, но отказались от этого, чтобы не создавать дипломатических затруднений правительству. «Хороши анархисты!» – прокомментировал Пестковский. [270]

Анархисты проповедовали «прямое действие» – то есть захваты заводов и земель, образование «советов» как альтернативных органов власти. Естественно, что такие действия вызывали ответные репрессии правительства и никакой пользы рабочим не приносили. Мы помним, например, как в октябре 1922 года губернатор столичного округа, один из лидеров КРОМ Гаска отдал приказ о расстреле демонстрации бастовавших текстильщиков ВКТ, а потом сам же на заседании «группы действия» (фактически высшего органа) КРОМ осудил «действия жандармов».

ВКТ серьезно дискредитировала доктрину коммунизма, так как по-прежнему активно пользовалась «советской» и «коммунистической» риторикой. Начался отток из конфедерации отраслевых профсоюзов, не согласных с ее экстремистской тактикой. Правда, покидали профсоюзы и КРОМ – в знак протеста против его соглашательской линии. Так, после неудачи забастовки 1921 года прервал все отношения с КРОМ очень влиятельный в Мексике профсоюз железнодорожников.

Мексиканская компартия при Обрегоне фактически так и не смогла преодолеть период организационного становления. В мае 1921 года, после забастовки железнодорожников, правительство выслало из страны многих политэмигрантов, включая и лидера компартии Аллена. В этом же месяце в Мехико прошла учредительная конференция новой компартии – Коммунистической революционной партии Мексики. Но и она не смогла оформиться в полноценную организацию. Наконец, осенью 1921 года при содействии видного деятеля Коминтерна японского коммуниста Сэна Катаямы был учрежден оргкомитет по созыву первого съезда мексиканских коммунистов. Съезд состоялся в декабре 1921 года, и лидером партии стал Мануэль Диас Рамирес, который незадолго до этого был в Москве и беседовал с Лениным.

В принятой на съезде «Декларации принципов» содержалась ключевая ошибка, определившая слабое влияние коммунистов на массы. В декларации вообще отрицался социальный характер мексиканской революции, которая характеризовалась как продукт столкновения интересов английского и американского империализма. [271]Таким образом, отрицался очевидный факт – участие широких народных масс в борьбе против диктатуры Диаса и узурпатора Уэрты. С такой идеологией в Мексике трудно было рассчитывать даже на понимание людей, не что на их поддержку. Среди коммунистов опять было много сторонников «прямого действия», поэтому партия отказалась от участия в выборах как «нереволюционного средства» борьбы. Правительство Обрегона коммунисты квалифицировали как реакционное, что тоже расходилось с той поддержкой, которой режим пользовался в массах. В целом, такой подход обрекал коммунистов на положение маргинальной партии. Да и со стороны правительства надеяться на сотрудничество было бы сложно, хотя Обрегон был готов работать вместе с любыми силами, если они не ставили под сомнение доминирование «сонорского триумвирата».

И тем не менее влияние коммунистов на местах росло на фоне соглашательства кромистов и утопизма анархистов. Пестковский так описывал коммунистическое движение после прибытия в Мехико: «3) Коммунисты. Имеют значительное влияние не только на рабочих, но и на слои крестьянства… Главный недостаток – отсутствие сплоченного ядра». [272]

И все же, несмотря на важность рабочего вопроса, основной проблемой Мексики была аграрная реформа. Обрегон, как уже упоминалось, придерживался столыпинского подхода – создания класса передовых фермеров. Общинное землевладение он считал отсталым, не способным дать стране значительные экспортные поступления, так как общинники («эхидатарии»), как правило, не выращивали технические культуры (сахарный тростник и хлопок), а производили бобы и кукурузу – основу пищи мексиканских крестьян на протяжении столетий.

Таким образом, концептуально Обрегон ничем не отличался от Каррансы. Однако, будучи прагматиком, президент-сонорец был готов пойти на аграрную реформу в тех штатах, где ее непроведение грозило бы массовыми беспорядками и мятежами. Соответственно, степень радикальности аграрной реформы в том или ином штате при Обрегоне определялась только давлением снизу крестьянских организаций и отношением к реформе того или иного губернатора, который либо подавлял движение безземельных крестьян, либо, наоборот, его поддерживал.