Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

История с письмом имела продолжение. В марте 1923 года замнаркома иностранных дел СССР Литвинов направил официальную ноту министру внутренних дел Мексики Плутарко Кальесу Российское правительство просило аннулировать экзекватуру бывшего царского консула в Мексике барона Вендхаузена-Розенберга, который продолжал считать себя дипломатическим представителем России. Министерство иностранных дел Мексики заверило Москву, что экзекватура барону вообще не предоставлялась. Еще в августе 1922 года он был информирован о том, что за ним не признаются какие-либо консульские функции. [319]

В марте 1922 года советское полпредство в Берлине за визой явился еще один крайне интересный представитель Мексики – уже знакомый нам немец Феликс Зоммерфельд. Работая в Мексике в качестве горного инженера, он примкнул к борьбе против Диаса в 1910 году. Позднее он был главой мексиканской секретной службы революционного правительства Мадеро в США, [320]спасал семью президента после убийства Мадеро в феврале 1913 года, затем закупал в Америке оружие для Вильи. Ходили упорные слухи, что Зоммерфельд был и германским агентом. [321]В октябре 1915 года (после поражения Вильи в гражданской войне) его арестовали в США за кражу 275 долларов… в 1898 году. [322]Некторые исследователи даже считают, что именно Зоммерфельд уговорил Вилью совершить налет на американский городок Колумбус в марте 1916 года, чтобы по заданию из Берлина спровоцировать войну между Мексикой и США. [323]

В 1922 году Зоммерфельд появился в Берлине как официальный представитель министра финансов Мексики де ла Уэрты. Он плотно контактировал с Имперским миграционным ведомством (Reichswanderungsamt), которое занималось проблемой эмиграции немцев за рубеж: в то время многие уезжали из побежденной и измученной гиперинфляцией Германии именно на американский континент. Видимо, Зоммерфельд пытался привлечь германских колонистов в Мексику (за распределение пустующих земель отвечал как раз министр финансов). Зоммерфельд уже собирался возвращаться в Мексику, когда получил указание де ла Уэрты поехать в Москву в «информационных целях». В марте 1922 года он обратился за визой, его анкеты были отправлены в Москву, и ему довольно быстро выдали разрешение на въезд. [324]

Переговоры об обмене послами между СССР и Мексикой активно пошли в Берлине начиная с мая 1923 года, но их успеху помешало неожиданное и резкое обострение внутриполитической обстановки в Мексике. Дело в том, что в мае 1923 года мексиканским послом в Берлин был назначен один из основателей и лидеров кооперативистской партии, бывший студент и спикер нижней палаты мексиканского конгресса Хосе Мануэль Альварес дель Кастильо. 31 мая состоялась его беседа с советским полпредом Крестинским [325]. Примечательно, что дель Кастильо сразу подчеркнул свою тесную связь с де ла Уэртой, нынешним президентом Обрегоном и будущим президентом Кальесом. [326]В мае 1923 года среди «сонорского триумвирата» (именно так и назвал дель Кастильо в беседе правящую элиту Мексики) еще не существовало разногласий относительно того, кто сменит Обрегона на посту главы государства. Дель Кастильо живо поддержал мысль советского полпреда, «что для непризнанной еще Антантой Мексики и не вполне признанной России было бы целесообразно взаимно признать друг друга де-юре и обменяться представителями». [327]Мексиканец сказал, что «спишется по этому вопросу с де ла Хуэртой». (Заметим, это при том что последний был министром финансов, а не иностранных дел). [328]

Однако Литвинов опять затормозил активность Крестинского. В своем письме от 11 июня 1923 года он писал полпреду в Берлин, что «мексиканцы на выражение симпатий щедры, но от установления нормальных отношений уклоняются… Мекспра должно было вступить в переговоры с нами, пока Америка его не признала. Вряд ли это помешало бы потом амеро-мексиканским отношениям, которые зависят главным образом от уступок Мексики в вопросах нефтяных концессий». [329]Логика Литвинова довольно странна: Мексика ведь отнюдь не уклонялась от переговоров и даже сама в 1922 году поставила вопрос об отзыве царского консула. К тому же было ясно, что США вряд ли обрадуются установлению дипотношений Мехико с большевиками, а чем-либо помочь Мексике в случае американских экономических санкций, не говоря уже о военном вторжении, Москва вряд ли смогла бы. Поэтому осторожность Обрегона в налаживании связей с СССР была понятной и не носила антисоветского характера.

Позиция Литвинова фактически сорвала восстановление дипотношений летом 1923 года, а с 1 сентября кооперативистская партия и де ла Уэрта перешли в открытую оппозицию к Обрегону и Кальесу «Сонорский триумвират» распался, а чуть позже де ла Уэрта выдвинул свою кандидатуру на пост президента в пику Кальесу, которого поддержал Обрегон.

Нормализация отношений с США окончательно развязала правительству Обрегона руки для оформления полноценных дипломатических отношений с Москвой. Но после разлада с кооперативистами президент Мексики, видимо, уже не хотел налаживать связи с Москвой через дель Кастильо в Берлине.

На этом фоне 10 сентября 1923 года неофициальный представитель НКИД в США Сквирский встретился с мексиканским официальным представителем в США Тельесом, [330]и собеседники согласились, что пора создать «нормальные советско-мексиканские отношения». В Москве не возражали, но, чтобы не злить американцев, решили продолжать контактировать с Мексикой через Берлин. [331]

Между тем 15 августа 1923 года мексикано-американские переговоры в Мехико завершились, а 22 августа госсекретарь Хьюз сообщил министру иностранных дел Мексики Пани, что президент США Кулидж доволен их результатами. [332]24 августа результаты переговоров одобрил и Обрегон. [333]

16 октября 1923 года полпред СССР в Германии Крестинский принял Мануэля Альвареса дель Кастильо по его просьбе. Мексиканец передал предложение Обрегона установить первоначально формальные отношения путем обмена торговыми комиссиями. Позднее торговые связи должны были перерасти в дипломатические. Торговым комиссиям предстояло с самого начала исполнять и политические функции. В этом предложении Обрегона опять чувствовалось стремление не провоцировать США, которые занимали по отношению к СССР откровенно враждебную позицию. Дель Кастильо прямо заявил Крестинскому: «Мексике удалось уже добиться признания своего правительства правительством Соединенных Штатов. Поэтому сейчас мексиканское правительство может уже менее считаться с желаниями правительства Соединенных Штатов». Таким образом, мексиканцы предлагали взаимное признание де-факто (как это имело место в отношениях между СССР и, например, Норвегией или Данией).