Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Фактически Верховный суд встал на сторону США, но теперь «законопослушный» Обрегон публично мог ссылаться на вердикт национального правосудия, а не на давление со стороны янки. Тем не менее правительство США продолжало грубое давление, мешавшее оформлению договоренности на базе решения Верховного суда. Например, заместитель госсекретаря Флетчер отмечал в послании президенту Гардингу, что позиция мексиканцев является продуктом влияния «русского понятия собственности». «Проблема заключается не в формальном подходе к решению проблемы, как многие уверяют Вас, а в фундаментальном различии мнений относительно неприкосновенности частной собственности», – писал он. [304]

Эту точку зрения полностью поддержал министр финансов де ла Уэрта на переговорах с госсекретарем США Хьюзом 21 июля 1922 года. Де ла Уэрта, в отличие от Обрегона, не стал ходить вокруг да около, а прямо признал: мексиканская Конституция имеет обратное действие, что нормально для всех основных законов, которые вытекают из революций. [305]В связи с этим министр финансов охарактеризовал недавнее решение Верховного суда Мексики как «юридическую ошибку», но заверил, что оно будет соблюдаться. [306]

На самом деле проблема ретроспективного применения Конституции 1917 года вообще не имела серьезного экономического значения, так как только 23 % добычи осуществлялось на тех участках, которые были приобретены иностранными компаниями до вступления Конституции в силу. Этот вопрос использовался США для оказания давления на правительство Обрегона.

Несмотря на выгодное в целом для американцев решение Верховного суда, временный поверенный Саммерли 19 октября 1922 года вручил Министерству иностранных дел Мексики проект нефтяного закона, разработанный США. В этом проекте предлагалось не применять Конституцию 1917 года не только к прошлым, но и к будущим инвестиционным проектам иностранных компаний. [307]Уже одно то, что иностранное государство пыталось разрабатывать мексиканские законы, вызвало бурю возмущения в Конгрессе Мексики. Такие же настроения царили в мексиканской прессе. Ввиду такой реакции государственный департамент США отыграл назад, заявив, что проект закона всего лишь дружеское изложение взглядов соседней державы на этот вопрос.

Следует отметить, что помимо таких «дружеских» жестов американские нефтяные компании в Мексике предлагали большие суммы денег Вилье, чтобы тот восстал против правительства Обрегона.

В начале 1923 года Обрегону уже стало ясно, что мирных президентских выборов стране не видать, – напротив, ожидается ожесточенная борьба за власть с применением кандидатами военной силы. В этих условиях Обрегон решил быстро урегулировать нерешенные вопросы мексикано-американских отношений, чтобы заручиться поддержкой США в предстоящий период внутриполитической нестабильности.

В мае 1923 года в Мехико начались переговоры делегаций Мексики и США. Обрегон специально отобрал для этих секретных консультаций людей, не имевших никакого революционного прошлого. Министр иностранных дел Мексики Фернандо Гонсалес Роа ранее был юристом «Пирс Ойл Компани», и ему было отказано в праве участия в конституционном Конвенте в Керетаро. Вторым мексиканским представителем на переговорах Обрегон назначил своего близкого друга, бизнесмена из Соноры Рамона Росса. [308]23 августа были подписаны соглашения по спорным вопросам, получившие неофициальное название «соглашения улицы Букарели» (по названию улицы Мехико, где и проходили двусторонние консультации).

Соглашения в целом подтверждали решение Верховного суда Мексики о неприменении Конституции 1917 года к тем земельным участкам, на которых иностранные компании вели добычу до 1 мая 1917 года.

Что касается возмещения ущерба американским гражданам, то мексиканские представители, как и большевики на конференции в Генуе в 1922 году, представили свои контрпретензии, вытекавшие из американской оккупации Веракруса в 1914 году и почти годичного нахождения в Мексике карательной экспедиции генерала Першинга в 1916-1917 годах. Но все же мексиканцы признали обоснованность всех американских материальных претензий начиная с 1868 года. Для рассмотрения претензий учреждалась специальная комиссия, состоявшая из трех человек (один назначался мексиканской стороной, второй – американской, третий должен был представлять нейтральное государство и назначался совместно Мексикой и США). Конфискованная у американских владельцев земельная собственность площадью свыше 1755 гектаров подлежала оплате наличными. Более мелкие участки компенсировались облигациями мексиканского правительства под 5 % годовых (к ним применялся тот же порядок, что и в отношении мексиканских собственников).

В целом «соглашения Букарели» представляли собой вынужденную уступку мексиканских властей давлению США. В Мексике их встретили с возмущением. Против этой сделки выступил де ла Уэрта, теперь – один из основных кандидатов на пост президента. Бывший губернатор Веракруса Кандидо Агилар назвал соглашение предательством. Обрегон предвидел большие сложности с ратификацией этого соглашения в Конгрессе. Вопросы вызывала и сама форма соглашения – оно было заключено в виде секретных протоколов. Правда, Обрегон использовал такую форму намеренно: позднее мексиканское правительство утверждало, что решения «конференции Букарели» – лишь фиксация позиций сторон по спорным вопросам, и они не имеют обязательной юридической силы. Эту же точку зрения впоследствии отстаивал посол США в Мехико Морроу: «Относительно соглашения Уоррен – Пейн (американцы называли «соглашения Букарели» по именам своих представителей – прим. автора) мексиканские представители сделали однозначное заявление, которое в основном основывается на деле «Тексас Ойл Компани». Не ясно, согласились ли с этим американские представители. Напротив, они выступили с возражениями, на что мексиканские представители ответили, что они признают право Соединенных Штатов выдвигать возражения… Но если это так, то было ли вообще заключено соглашение или только достигнуто взаимопонимание?» [309]

Однако основной своей цели Обрегон достиг – 31 августа 1923 года было объявлено о восстановлении дипломатических отношений между Мексикой и США. Возможно, что этот шаг спас Обрегону жизнь.

Двоякую позицию по отношению к правительству Обрегона заняла Франция. С конца XIX века именно эта страна была властительницей дум всей прогрессивной мексиканской интеллигенции. Образованные слои мексиканского общества копировали французский образ жизни, систему образования и даже увлечение позитивизмом – философским учением, основанным французом Огюстом Контом. Мексиканская армия закупала оружие в основном во Франции, там же учились генералы и офицеры. В 1910 году примерно 27 % иностранных инвестиций в Мексике было французского происхождения (38 % – из США, 29 % – из Великобритании). Именно Францию выбрал для своего жительства изгнанный Диас. Эмиграция в эту страну усилилась после начала революции в Мексике. В 1912 году на Францию приходилось 65,8 % мексиканского государственного долга.