Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Истоки и победа. 1810–1917 гг.Том I

Взамен Гарса логично требовал усиления боевой активности сапатистов. Но многие солдаты партизанской армии разошлись обрабатывать полученную ими землю и воевать в других частях страны не хотели. Требования Гарсы настроили против него многих сапатистских командиров. Связи с севером у председателя Конвента практически не было.

На фронтах бои шли с переменным успехом. Анхелес, как упоминалось, в январе захватил Монтеррей и Салтильо, однако Дьегес, двинувшись навстречу Обрегону, занял 18 января Гвадалахару на северных подступах к Мехико. [409]Все части Вильи в районе столицы могли попасть в окружение. Правда, у самого Обрегона были только 6 тысяч человек (по другим данным – 9 тысяч), и он держался в Мехико главным образом благодаря пассивности Сапаты. Помогало Обрегону и тотальное отсутствие даже признаков военной координации между вильистами и сапатистами. Как только сапатисты атаковали столицу с юга, Обрегон перебрасывал туда всю свою небольшую армию. После отражения атаки он переводил группировку на север, где начиналась атака вильистов. Если бы противники Каррансы хотя бы раз ударили по столице одновременно, Обрегон попал бы в очень тяжелое положение. Много войск было отвлечено на охрану важнейшей железнодорожной коммуникации Мехико – Веракрус. Обрегон, человек основательный, предпочитал воевать только при хорошем и постоянном снабжении.

Проводил Обрегон и умную тактику относительно обращения с пленными. Он отказался от применявшейся Каррансой практики расстрелов без суда. Наоборот, раненым пленным оказывалась медицинская помощь, а тех, кто не хотел переходить на службу в армию Обрегона, отпускали по домам. В боях на подступах Мехико, по некоторым данным, на сторону Обрегона с оружием перешли около двух тысяч сторонников Конвента (хотя эти сведения представляются все же несколько преувеличенными).

Снабжение населения в самом Мехико ухудшалось день ото дня. В столице царил полный финансовый хаос. После разгрома Уэрты в городе ходили выпущенные конституционалистами бумажные деньги. Когда Мехико заняли Вилья и Сапата, эти деньги были оставлены в обращении, однако Вилья привез с собой и новые, которые он напечатал на севере страны. Карранса же после 1 декабря 1914 года выпустил новые собственные деньги, по внешнему виду не отличавшиеся от тех, которые печатали во время борьбы с Уэртой. Различие было только в номерах банкнот. Вилья и Сапата запретили хождение именно этих новых денег, которые не каждый мог распознать по внешнему виду. Когда в столицу вступил Обрегон, он, наоборот, запретил все деньги, напечатанные до 1 декабря. [410]Торговцы, окончательно запутавшиеся в разных деньгах, просто стали придерживать наиболее ценные товары, тем более что положение Обрегона в Мехико было непрочным. Товарный голод усиливался постоянными нападениями сапатистов на поезда, доставлявшие в Мехико различную продукцию. Бойцы Сапаты разрушили водонапорную башню в окрестностях столицы, и вскоре там стал ощущаться недостаток воды.

Обрегон и не пытался всерьез заниматься столичными проблемами, хотя в Мехико начался самый настоящий голод. Госсекретарь США и президент Вильсон направили Каррансе протест по этому поводу. Американцы в резких выражениях обвинили Каррансу в целенаправленной политике удушения Мехико голодом, чтобы наказать его жителей, поддерживавших Конвент. [411]А Обрегон тем временем вывозил из Мехико все припасы и даже заводское оборудование, так как не надеялся удержать столицу после подхода к ней основных сил Вильи.

В целом режим Обрегона в Мехико был, используя его же собственное выражение, гораздо более «бандитским», чем правление Вильи и Сапаты. Чтобы как-то поправить вызванную им же самим (потом генерал, правда, утверждал, что вывести деньги из обращения его заставил Карранса) тотальную экономическую разруху в Мехико, он издал декрет о принудительной контрибуции у «реакционной» церкви средств на общую сумму в 500 тысяч песо. Эти деньги должны были пойти в фонд созданной под эгидой «Дома рабочих мира», который поддерживал тесные отношения с Обрегоном еще с августа 1914 года, «Хунты помощи бедным». Однако церковь отказалась платить, в частности, именно потому, что не хотела передавать деньги указанной Обрегоном организации. Тогда конституционалист Обрегон просто арестовал 167 ведущих деятелей церкви Мехико. Этот шаг вызвал возмущение иностранной колонии Мехико, так как многие из арестованных были иностранными гражданами.

Чтобы опять наполнить прилавки магазинов, Обрегон издал декрет о введении 10 %-ного натурального налога для бизнесменов, торгующих товарами первой необходимости. К таким товарам были отнесены кукуруза, бобы, перец чили, кофе, сахар, свиной жир, уголь, древесина, масло и свечи. Но и здесь очевидного успеха не получилось: большинство коммерсантов просто припрятали свои товары.

Тогда Обрегон принял еще более радикальное решение. Теперь предполагалось обложить чрезвычайным налогом все зажиточные слои города и лиц свободных профессий. Это вызвало взрыв возмущения среди средних слоев. На собрании в столичном театре представители бизнеса решительно отказались платить этот налог и обратились к иностранным посольствам с просьбой о защите от незаконных реквизиций. Однако Карранса лишь изъял из перечня налогооблагаемых лиц иностранных коммерсантов. На следующее собрание в театре «Идальго» Обрегон явился лично. Тех, кто отказался платить чрезвычайный налог, он приказал немедленно арестовать.

Получалось, что «бандиты» Вилья и Сапата правили в Мехико гораздо более гуманными методами. Когда Гутьеррес в начале декабря 1914 года образовал в Мехико полноценное правительство Конвента, бизнесмены выразили ему полную поддержку, хотя министром по аграрным вопросам, например, в этом правительстве стал известный своими радикальными взглядами секретарь Сапаты Палафокс. Профсоюз работников городских сетей электричества взял на себя организацию и обеспечение бесперебойного снабжения Мехико и окрестностей теплом и светом.

Уже перед самым уходом Обрегона из Мехико в марте 1915 года в столице начали вспыхивать голодные волнения. Обрегон пригрозил зажиточным горожанам и церкви, что если голодные толпы начнут громить магазины и дома богатеев, он запретит своим войскам вмешиваться. [412]Именно после этого и последовал вышеупомянутый протест госсекретаря США, переданный Обрегону бразильским посланником (США пока не признавали режим Каррансы). Обрегон просто переслал протест Каррансе. Когда войска Обрегона ушли из Мехико, они прихватили с собой в качестве заложников несколько десятков представителей церкви. Причем перед походом их подвергли медицинскому освидетельствованию и распространили информацию, что многие «святые отцы» больны венерическими заболеваниями. Уже тогда в это верили немногие, однако позднее Обрегон опубликовал в своих мемуарах якобы изготовленные тогда врачами медицинские справки. [413]