Олег Гончаренко - Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920–1970 гг.

Очень немногие авторы упоминают о том, что некоторые представители британских частей в те дни находились на грани неповиновения приказу о насильственных действиях в отношении казаков; многие солдаты предупреждали их о предстоящей репатриации и даже помогали скрыться. Есть данные, что в связи с этим английское командование было вынуждено отозвать часть своих солдат.

По воспоминаниям терского казака Терско-Ставропольской станицы Казачьего Стана М. П. Негоднова: «…раздались выстрелы и появились бесы в английской форме… многие из них говорили по-русски… Эти бесы клещами врезались в гущу людей и палками, прикладами и штыками гнали их к грузовикам и там, как мешки с картофелем, грузили живых, больных, убитых, женщин, детей и священников. Кто оказывал сопротивление, зверски били палками, прикладами или просто закалывали штыками. Одного священника закололи штыком, пробив икону, которую тот держал в руках. Часам к 2–3 в лагере уже было относительное спокойствие…»

По сведениям, приводимым Алехиным, войсковой старшина Л. Н. Польский, служивший в Казачьем Стане, настаивает на том, что выдачу офицеров в Юденбурге «осуществляли чины палестинского корпуса под свист, улюлюканье и ликование собранных из газет 3-го Украинского фронта журналистов… Особенно неистовствовали женщины, изощряясь в грубейшей лагерной брани». Однако в письме к ставшему впоследствии в США атаманом кубанских казаков В. Г. Науменко от 14 октября 1956 года, направленном Б. К. Ганусовским, есть прямо противоположное свидетельство: «Относительно участия солдат с нарукавным знаком “Палестина”, скажу следующее: насколько я помню, эти солдаты в Юденбурге являлись только зрителями интересного для них зрелища. Оружия у них ни у кого не видел. Они свободно и без видимого дела бродили около наших грузовиков и старались сорвать с нас, что только было можно. Вроде покупки часов за сигареты. Сколько их там было, я сказать не могу, ибо из грузовика поле зрения было очень ограничено» [187].

Любопытные сведения приводились советским подполковником КГБ в отставке М. Соловьевым, служившим в 1945 году заместителем начальника отделения СМЕРШа в 57-й армии. Как-то его коллегам удалось арестовать некую Елену – любовницу Шкуро, которая на допросе показала, что «главари казачьих частей» имеют при себе «более 14 кг золота в изделиях, монетах царской чеканки и слитках». Если верить этим воспоминаниям, СМЕРШ использовал эту информацию на переговорах с англичанами, предложив им передать тех, кто не подлежал выдаче в СССР, а имеющееся у генералов золото оставить себе. По его словам, «все вышло так, как и договаривались». Англичане отобрали не только золото, но и другие ценности. Если это действительно так, то вполне вероятно, что данное золото могло принадлежать «Казачьему банку».

Граф Н.Д Толстой-Милославский указывает на то, что «все имущество Казачьего Стана было просто украдено англичанами, хотя они и заверяли, что все передано советской стороне». «Пропала» и знаменитая шашка генерала А. Г. Шкуро. Англичанами была изъята именная шашка, подаренная тому, по его заверениям, еще императором Николаем II в бытность Верховным главнокомандующим русской армии. Шашка очень дорогая, украшенная бриллиантами. Вполне вероятно, что шашка представляла собой привлекательный трофей и просто была украдена предприимчивым «английским генералом и до сих пор находится у него дома». Имеются еще сведения о том, что около 1000 лошадей и всех верблюдов Казачьего Стана англичане перестреляли…

Из воспоминаний одного служившего в советском 5-м Донском кавалерийском корпусе чина следует, что его командир, советский генерал-майор М. Ф. Малеев, примерно 5–7 июня 1945 года «организовал выводку лошадей, которые раньше принадлежали генералам, сдавшимся в плен англичанам». Из более 1000 лошадей он отобрал 87, которых из Юденбурга в течение 36 дней перегоняли в СССР. Расставание казаков с безгранично любимыми лошадьми было очень трагичным и для последних. По воспоминаниям одного очевидца, «как стаи голодных волков собирались англичане… и местные австрийцы; арканом или соблазнительным куском сахара старались овладеть “военной добычей”». Но «добыча» не шла им в руки… И еще долго-долго можно было видеть ищущих своих хозяев коней. Немаловажным является и тот факт, приведенный исследователем Г. Алехиным, что, даже находясь на советской каторге, казаки отнюдь не потеряли своего достоинства и решили хоть как-то отметить свое пребывание на ней.

Казаками-каторжанами в 1955 года в ОЗЕРлаге, что располагался в Иркутской области, был учрежден проект Каторжного креста. Автором его креста являлся ныне покойный донской сотник Константин Орлов. Получить эту награду имели право лишь казаки – участники Дальнего похода, а таковым называлась передислокация различных казачьих формирований в Югославию, Италию, Францию и другие страны Западной Европы в 1943–1945 годах, осужденные на заключение или ссылку по 58-й статье Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, и никто иной. Эта награда имела для них примерно такое значение, как для чинов Добровольческой армии – знак 1-го Кубанского «Ледяного» похода. Каторжный крест имел две степени: 1-я с блестками на концах креста для осужденных на 25 лет и 2-я степень без блесток для тех, кого осудили на меньшие сроки. Первая партия крестов 2-й степени была изготовлена в большой тайне на авторемонтном заводе «ЦАРМЗ» в года Тайшете Иркутской области в количестве 10 штук. По окончании срока была увезена казаками в ссылку в Караганду. Именно там, в Казахстане, трудами есаула 2-го Донского пластунского полка Николая Дутикова было выпущено еще 50 крестов, в том числе и 10 крестов 1-й степени в 1956 году. Последняя партия в 10 штук была изготовлена в Ростове-на-Дону благодаря инициативе бывшего подъесаула 1-го Донского пластунского полка Виктора Семеновича Дудникова.

Внешний вид Каторжного креста незатейлив и прост, ибо сначала его изготавливали в суровых условиях концлагерей СССР. Он представляет собой латунный, равносторонний крест размером 40×40 мм, покрытый черной эмалью по периметру. Крест имел фаску шириной в 3 мм, в центре которой расположено полированное медное полушарие. Крест крепился к миниатюрной черной «бабочке» и носился на шее.

Стоит сказать, что после того, как о жестокостях методов выдачи русских и советских людей в Европе заговорила даже западная пресса, в ООН 15 декабря 1946 года о «перемещенных лицах» выступил с речью будущий советский министр иностранных дел А. А. Громыко, отрицавший какие-либо противоправные действия с советской стороны.

Динамика репатриации людей с 1944 по 1952 год носила весьма неустойчивый характер. Достигнув своего пика к концу 1945 года, волна насильственных возвращений постепенно пошла на убыль. Это объясняется отчасти тем, что после многочисленных трагедий, непременно случавшихся в лагерях беженцев при попытках союзников передать их в советские руки, происходил отток и бегство отдельных лиц и групп людей дальше на Запад Европы или в Соединенные Штаты. Самыми известными трагедиями был ознаменован путь сидельцев в лагерях Платтинг, Келлерберг-Аугсбург – Кемптен-Дахау и других.