Артюр Арну - История инквизиции

«Хотя я и читал весьма большое количество разных старых процессов», добавляет Ллоренте, свидетельство которого неопровержимо, «тем не менее никогда не приходилось видеть, чтобы инквизиторы занимались судьбой несчастных детей приговоренных. Бедность и бесчестие становилось их единственным уделом».

Согласно двадцать третьей статье, если помилованный еретик не подвергался наказанию конфискации имущества, но имел таковое по наследству от людей, приговоренных к этому наказанию, это имущество не входило в состав прощенного. Казна не упускала ни одного случая разжиться, и большая или меньшая степень разорения была неизбежной. Католические короли знали свое дело.

Двадцать четвертая статья обязывала отпускать на свободу рабов-христиан примиренного в тех случаях, когда не было конфискации имущества.

Статьей двадцать пятой инквизиторам, а равно лицам, служащим в трибунале, воспрещалось брать взятки, под угрозой пожизненного отлучения от церкви, лишения должности, возврата полученной мзды и штрафа вдвое больше ее.

Статья двадцать шестая предписывала инквизиторам жить в добром согласии между собою.

Статья двадцать седьмая обращалась с особым наставлением к инквизиторам особо зорко наблюдать за подчиненными, дабы они добросовестно исполняли свои обязанности.

Наконец, двадцать восьмая статья предоставляла осторожности инквизиторов исследование и обсуждение всех пунктов, не предусмотренных в рассмотренных статьях.

Этот страшный свод законов был несколько раз пополняем и изменяем, даже в первые годы своего появления, но эти пополнения и поправки не изменили его общего духа и не способствовали облегчению участи жертв.

Это действительно есть хартия инквизиции; здесь она действительно предстает во всю величину, обнаруживает свои стремления, свой способ действий, свои цели и свой нравственный облик. Нам остается мало прибавить к комментариям Ллоренте, которые мы постарались воспроизвести во всей их наивности; это комментарии честного и простого человека, который говорит по совести, беспристрастно и без озлобления.

Мы заметим только, что этот свод законов предоставляет свободному усмотрению судьи все меры снисхождения и помилования, в то же время устанавливая твердые и непреложные законы для репрессий.

В нем говорится, что судья может, если раскаяние покажется ему искренним, помиловать и заменить сожжение бессрочным заключением. Но он обязан подвергнуть обвиняемого пытке, если в наличности имеется хотя бы полудоказательство и т. п. Приговоры зависят, следовательно, исключительно от произвола инквизитора, который решается на то или иное, в зависимости от своего пристрастия, невежества, фанатизма или личной неприязни.

Обвиняемый, судившийся после тайного расследования, совершаемого обычно низшими агентами инквизиции, не знавший имени своих обвинителей, не имевший никогда перед глазами своего дела, не имевший возможности обратиться к адвокату и изложить ему свое дело, сути которого он сам не знал, подвергаемый, если нужно, двадцать раз пыткам [17] Доказательства этого мы увидим дальше. — Прим. автора . , пока страдания не вырывали у него признания, не мог избежать неумолимого приговора.

На чем были основаны эти обвинения и приговоры, от чего зависели жизнь, честь и благосостояние целых семей?

От гнусных доносов, внушаемых местью, ненавистью, завистью, выгодой или страхом, от нелепого фанатизма первого встречного негодяя или ханжи; все основывалось на предположениях, сходствах, последствиях разных неправдоподобных событий и разговоров, переданных в более или менее преувеличенном, лишенном смысла и точности виде!

Поставленные в необходимость либо признать невиновность обвиняемого, либо заподозрить его в виновности, — ибо одного подозрения было достаточно, — судьи выбирали всегда последнее, и раз установив свой выбор, не нуждались больше в доказательствах.

Вот, что можно назвать режимом террора, и режим этот, под которым ни один гражданин не был уверен ни в своей жизни, ни в своем насущном хлебе, продлился в Испании до девятнадцатого века. Нужно ли удивляться, что он стоил Испании шестнадцать миллионов ее жителей?

Ребенок, убитый иудеями в ритуальных целях. Миниатюра из рукописи 15 в.

Столь отвратительные, столь нагло жестокие законы, выполнение которых было к тому же поручено людям, думавшим угодить Богу отправлением на костер тысячи себе подобных, должны были возмутить, — даже в средние века, даже среди отупелого и деморализованного учением церкви населения, — все, что оставалось среди него прямодушного и честного.

За отсутствием совести, за отсутствием нравственности было достаточно инстинкта самосохранения, чтобы привести к отчаяннейшему сопротивлению.

Так и произошло.

Всюду в Испании население энергично запротестовало против этого нового свода законов, перешедшего границы человеческого терпения, подчинения и покорности.

Сожжение лютеран в Испании. Английская гравюра 15 в.

Они почувствовали, что от них отбирают не только их права, свободу и достоинство, но что их имущество и самая жизнь их с необыкновенной легкостью попали в руки монахов и королей.

Они уже давно пожертвовали правом свободы совести, умственной свободой, достоинством независимой мысли, — ибо узкая религия требовала от них отречения от этих прав, порабощения их свободы, потери этого достоинства, а слепая вера, унизительное подчинение, мораль, бичующая правду и здравый смысл, искажающая природу, — лишили их всякого чувства справедливости и беспощадно предали их в руки деспотизма. У них оставалась еще кровь в жилах и гроши в кармане, — стали отнимать и их: они испугались и попробовали сопротивляться. Но так как это сопротивление не было построено ни на каких возвышенных принципах, ни на какой общей идее; так как люди той эпохи, привыкшие жить в заботах и знавшие только нелепый, чисто материальный идеал, не имели никакого понятия о человеческой солидарности, никакого представления о человеческих правах, — то это разрозненное сопротивление, не объединенное в одно целое, не имеющее под собой прочного фундамента, внушенное одним лишь страхом и материальными интересами отдельных личностей, было немедленно задушено и потоплено в крови.