Артюр Арну - История инквизиции

Добавляли, что врачи и аптекари-евреи отравляют больных, когда больные эти христиане.

Для подтверждения всех этих обвинений не находилось, разумеется, ни одного доказательства.

Но разве нужны были доказательства? Разве испанские евреи пятнадцатого века не были потомками того народа, который пятнадцать столетий назад распял некоего еврея, по имени Иисус?

Вот преступление, достойное на веки вечные всех возмездий неба и всех вообразимых страданий в этой жизни. Разве богом не было сказано, что грехи отцов падут на детей?

Разве все люди, со дня сотворения мира, не искупают адамов грех?

Евреи были предупреждены о грозящей им опасности.

Убежденные в том, что для устранения этой опасности достаточно предложить денег Фердинанду, они обязались: пожертвовать 30.000 дукатов на расходы Гренадской войны, которая в ту пору разгоралась; ничем не беспокоить правительства; подчиняться касающимся их правилам и проживать в кварталах, отделенных от христианских кварталов; до ночи возвращаться домой и отказаться от исполнения некоторых профессий, предо-ставленных исключительно христианам.

Фердинанд и Изабелла были не прочь внять этим предложениям.

Торквемада, осведомленный об этих благожелательных намерениях, вызванных алчностью, имел смелость явиться к своему монарху с распятием в руках и обратиться к нему со следующими словами:

«Иуда первый продал своего учителя за тридцать серебренников: ваши величества намерены продать его вторично за 30.000 дукатов; вот он перед вами, берите его и торопитесь продать».

Смелость доминиканца мгновенно изменила образ мыслей Фердинанда и Изабеллы, и 31 марта 1492 года они издали декрет, согласно которому все евреи, мужчины и женщины, обязаны были под страхом смерти и потери своего имущества 31 июля того же года покинуть Испанию.

Те же кары грозили всем христианам, скрывающим у себя в доме евреев после означенного срока.

Изгнанникам разрешалось продавать их имущество, увозить с собой мебель и другие вещи, за исключением золота и серебра, взамен которых они могли брать векселя или какие-нибудь не запрещенные товары.

Эта мера, продиктованная самым косным фанатизмом и чрезмерным религиозным рвением, не считая политической ненависти, заставила восемьсот тысяч евреев покинуть Испанию. Если к этой эмиграции прибавить еще эмиграцию мавров из Гренады, перебравшихся в Африку, и отъезд множества испанских христиан в Новый Свет, то в общем выйдет, что Фердинанд и Изабелла потеряли два миллиона подданных, что для современного [21] Современного автору, т. е. 1869 г. — Прим. перев . населения Испании выражается в уменьшении народонаселения по крайней мере на восемь миллионов человек. Что же касается тех несчастных, которым был дан срок сборов к отъезду и ликвидации имущества четыре месяца, от 31-го марта до 31-го июля, то не надо удивляться, что поставленные перед дилеммой смерти и крещения или изгнания и разорения, они выбрали изгнание и нищету.

Отношение населения к крещеным евреям не могло внушить доверия их бывшим единоверцам. По ежедневному долголетнему опыту они слишком хорошо знали, что те из единоверцев, которые перешли в христианство неизбежно, рано или поздно попадали в руки инквизиции и что они чаще, чем кто-либо, отправлялись на костры.

Они знали, что обращение ставило их под беспрестанное подозрение их врагов и доносы шпионов Сант-Оффицио и что на испанской земле, как до, так и после крещения, они не найдут ничего кроме палачей и пыток. Поэтому они уехали без колебаний.

Чего могли они ожидать, на что надеяться с той минуты, как их золото не повлияло на алчность короля?

Ничего кроме смерти.

Они предпочли разорение.

Тогда начался обмен: дом меняли на осла, виноградник на небольшой кусок полотна или сукна.

Как могло бы быть иначе, когда восемьсот тысяч изгнанников должно было уехать в определенный день по прошествии такого незначительного срока?

Почти всюду, где бы не укрывались изгнанники, они наталкивались на других преследователей, которые отнимали у них то малое, что им удалось спасти.

В Европе торжествующая церковь нигде не оставляла их в покое, а в Африке мавры убивали еврейских женщин, чтобы отобрать те драгоценности, которые они, по их понятиям, хранили на себе.

Это массовое изгнание и вслед за ним восстание в Гренаде против мавров дало инквизиции новые жертвы, а их палачам занятие на несколько лет.

Действительно, среди магометан и евреев, которых любовь к родине заставила креститься, лишь бы не покинуть места своего рождения, было очень мало искренно убежденных.

Им не удавалось долго обманывать Сант-Оффицио, и большинство из них вскоре погибало на кострах, как вновь впавшие в еретичество.

Фердинанд проявлял при этом необыкновенное рвение и отличался своей жестокостью по отношению к евреям.

Так, по его личному приказанию двенадцать израильтян, найденных в Малаге после взятия этого города у мавров, были преданы ужасной смерти. Их замучили «заостренным тростником» — пытка утонченная и особо гнусная, в виду той медлительности, с которой человек умирает в неимоверных мучениях.

Окрыленный успехом, Торквемада не знал больше предела своей дерзости.

Добившись изгнания евреев, искупавшись в крови мавров, добившись от Иннокентия VIII буллы [22] 3 апреля 1487 г. , которая повелевала всем европейским государствам арестовывать, по первому указанию великого инквизитора, всех беглецов [23] Ни один из монахов не исполнил, в данном случае, приказания папы. — Прим. автора . , он дошел до того, что стал предавать суду даже самих епископов.

Намеченные им среди епископов жертвы были епископы из Сеговии и Калахарры, преступление которых заключалось в том, что они были выходцами из евреев.

Папа немедленно напомнил инквизитору, что в одной из статей старых законов, одобренных Бонифацием VIII, запрещалось чинить допрос епископам, архиепископам и кардиналам, не имея на то особого разрешения папы.

Вследствие этого, он предлагал Торквемаде послать все документы дела в Рим, дабы Ватикан мог с ними ознакомиться и решить, что делать. Оба епископа, дон Арий Давила и дон Петр де Аренда, одержали сперва верх, но эта первая неудача не разочаровала сурового доминиканца, который благодаря своей настойчивости убедил в конце концов папу в их ереси.

Их заточили в тюрьму, где они умерли, лишившись предварительно своих имений и сана.

Торквемада понял также, что недостаточно преследовать людей и что его работа будет более успешной, если он сумеет в корне убить всякую интеллектуальную деятельность. Поэтому книги сделались объектом его особого наблюдения.