Мария Неклюдова - Искусство частной жизни. Век Людовика XIV

Как можно ожидать, по сравнению с «Совершенным придворным» и с «Новым трактатом» Куртэна, книга аббата де Бельгарда носит более ученый и в каком-то смысле более теоретический характер. Его диалог напоминает о высоко ценимом иезуитами искусстве диспута. Три его участника — Арсен, Арист и Тимант — отстаивают слегка расходящиеся точки зрения, хотя различие их позиций скрадывает общий дух вежества и отсутствие агрессии. Как сказано в предуведомлении, умение вести беседу — навык, необходимый людям праздным, не имеющим занятий. Для аббата де Бельгарда, взиравшего на светское общество с точки зрения человека духовного звания, разговор не обладал тем сущностным значением, какое ему придавали труды светских теоретиков. И хотя автор был не склонен критиковать существовавшее положение вещей, еще менее он соглашался его возвеличивать. Скорее, он поступал так, как обычно поступали иезуиты, трезво оценивая ситуацию и пытаясь постепенно изменить ее изнутри. Коль скоро беседа оказалась одним из центральных элементов светского существования, значит, это искусство стоило совершенствовать, хотя по шкале истинных ценностей его достоинства были близки к нулю.

В общем и целом «Образцы разговоров» посвящены отвлеченным материям. Однако перечень затрагиваемых ими тем дает некоторое представление о сферах интересов, которые могли становиться предметом беседы: «О сумятице страстей», «О морали», «О вопросах политики», «О героических добродетелях», «Об общении с женщинами», «О чтении романов», «Об интересах государей», «О политике», «Об исторических фактах», «О церковных материях». Мораль и политика — два сквозных сюжета, проходящие через все рассуждения аббата де Бельгарда, где под «моралью» следует понимать всю совокупность человеческих нравов, а под «политикой» — способность управлять ходом событий, как на личном, так и на государственном уровне.

В диалоге «Почему не самые просвещенные особы порой кажутся более умными, нежели люди знающие» речь тоже идет о морали и о политике. Люди ученые — дурные политики, ибо не умеют вести себя ни в обществе (не участвуют в светском разговоре), ни на бумаге (пишут плохо, то есть скучно), ни в практической жизни (не умеют добиваться милостей). Но все эти малопростительные жизненные промахи ничего не значат с точки зрения истинной морали, которая оказывается на стороне ученых. Аббат де Бельгард здесь прибегает к двойной оптике: на протяжении почти всей беседы ученые осуждаются и высмеиваются как люди ограниченного ума, и лишь в конце выясняется, что последнее слово остается не за светскими представлениями, а за духовной моралью, основанной на более высокой системе ценностей.

Критика ученых или, говоря языком того времени, педантов, — одна из традиционных тем моралистической литературы XVII в. Светская культура того времени была ориентирована на ренессансный идеал человека гармонического, равно чуждого как невежеству, так и слишком большой увлеченности знанием. По словам герцога де Ларошфуко, «человек истинно достойный ни на что не претендует», [124] Ларошфуко Ф. де . Максимы. С. 49. в том числе и на ученость. Поэтому когда Куртэн рекомендовал не выказывать излишних знаний и не поправлять вельможу, перепутавшего Александра с Дарием, за этим стояли соображения не только иерархического порядка (низший не должен поправлять высшего), но и собственной репутации (только педант немедленно бросался исправлять оговорку).

Но позиция аббата де Бельгарда не сводится к демонстрации (и конечному опровержению) аристократического принципа. Сравнивая ученых и людей не столь просвещенных, он противопоставлял две формы знания, книжную и устную. Здесь стоит вспомнить, что автор «Образцов разговоров» был вынужден покинуть орден иезуитов из-за чрезмерной приверженности картезианской философии. В автобиографическом вступлении к «Рассуждению о методе» Декарт, сам бывший ученик иезуитского коллежа, писал о разочаровании, которое принесло ему это превосходное по меркам того времени образование:

Как только возраст позволил мне выйти из подчинения наставникам, я совершенно покинул изучение наук и решился не искать иной науки, кроме той, которую мог бы обрести и в себе самом, и в великой книге мира… Ибо мне казалось, что я мог встретить гораздо больше истины в рассуждениях, которые каждый делает о делах, непосредственно его касающихся <���…>, чем в кабинетных рассуждениях ученого по поводу бесполезных спекуляций… [125] См.: Декарт Р. Рассуждение о методе. С. 72.

Книжное знание, отрывочное и узкое, было в итоге оставлено им ради самостоятельного познания мира силами собственного разума. Это противопоставление живого и книжного знания у аббата де Бельгарда облекается в метафору «мир как книга»: «Можно сказать, мир — огромная книга, из которой достойные люди узнают все, что им следует знать».

Таким образом, в диалоге сопоставляются два типа светской морали («книжный» и «благородный»), причем преимущество оказывается на стороне второго, а затем оба они подвергаются испытанию религиозной моралью, из которого, напротив, победителем выходит книжное знание. В конце концов, переводчик и издатель, аббат де Бельгард не мог не чувствовать солидарности с «благородными душою» людьми книжной культуры.

«Образцы разговоров для учтивых людей» выдержали по крайней мере семь переизданий и, судя по всему, пользовались авторитетом вплоть до середины XVIII в.

Люди созданы для общества: дела, приличия, требования коммерции обязывают их часто видеться и разговаривать. Большинство благородных людей, зачастую достаточно беззаботных и не имеющих занятий, проводит время, отдавая или принимая визиты; для них очень важно быть осведомленными обо всем, что может способствовать их репутации. О человеке судят по тому, как он преуспевает в разговоре: редко кто берется по-настоящему разбираться в его хороших или дурных качествах, о нем судят по тому впечатлению, какое производит его особа в светском общении.

Разговор, если его употребить к делу, немало способствует приятности общества и делает жизнь более отрадной; нет наслаждения более изысканного и утонченного, чем то, которое вкушаешь, общаясь с людьми приятными, здравомыслящими и разумными; но, к несчастью, мир полон людей скучных, безвкусных, ничтожных, наглых и тщеславных, которые, будучи докучны, считают себя приятными и желанными в любом обществе. Они заставляют сожалеть об одиночестве; их речи низки, тривиальны и ребячливы, они не придают им ни малейшей приятности, произносят их грубо и резко, вечно болтают, но не производят ничего, кроме шума. Стоит ли удивляться, что большинство разговоров вгоняет в скуку людей рассудительных?