Юрий Емельянов - Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК

Сам Хрущев так вспоминал эту встречу с первыми целинниками: "Перед молодыми добровольцами я выступил с коротким призывом и объяснил предстоящие задачи. Сказал, что партия возлагает на них большие надежды. Затем собрание призвало молодежь всей страны откликнуться на новое дело. Протекало оно интересно, ребята выступали с энтузиазмом.

До сих пор в моей зрительной и слуховой памяти сохранились некоторые лица и речи. Молодые люди буквально светились, их глаза горели. Я глубоко верил в молодежь, она более подвижна и способна на подвиг".

Энтузиазм и готовность к подвигу сполна пригодились первым целинникам. Переселение в степь было вопиющим образом неподготовлено, так как осуществлялось в предельно короткие сроки. Хрущев признавал: "Первые добровольцы убыли на целину, когда в степях еще лежал снег. Трактора тянули сани с первоочередными припасами и материалами, а люди шли рядом. Потом пришла весна и развернулась великая эпопея освоения новых земель. Вот и пахота. Люди по-прежнему жили в палатках". Лишь исключительная самоотверженность первых целинников помогла им выстоять в отчаянно тяжелых условиях. Первые 90 совхозов в казахской степи создавались буквально на голом месте, когда еще свирепствовали стужа и вьюги. Брежнев вспоминал: "Зима 1954 года выдалась суровой, на редкость снежной. Целина сразу, "с порога", испытывала новоселов, обрушивала на них свой крутой, неласковый нрав. Не умолкая завывали пронизывающие ветры, и каждый рейс по степи был необычайно трудным, а мог стать и опасным". Внезапные снежные бураны могли надолго остановить среди степи целые колонны машин и техники. Брежнев вспоминал, как погиб молодой студент, пытавшийся пробиться через буран, чтобы вызвать помощь к застрявшей в степной пурге колонне машин.

Многие отъезжавшие на целину и не подозревали, какие испытания их ожидают. Брежнев рассказал о том, как он уговаривал молодого человека, собравшегося покидать целину, не делать этого. А в это время по всей стране звучала бодрая песня, специально написанная по случаю освоению целины, припев которой гласил:

"Едем мы, друзья, в дальние края!

Станем новоселами и ты, и я!"

Участвуя в уборке урожая на целине в 1957 году, я узнал, что эту песню целинники впоследствии переиначили и пели так:

"Приехали друзья в дальние края

Нет в степи ни хлеба, и не видно там жилья!"

Через несколько дней после встречи Хрущева с первыми целинниками открылся пленум ЦК КПСС. Он опять был посвящен сельскому хозяйству и с главным докладом "О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и увеличении целинных и залежных земель" выступил Н.С.Хрущев. Изложив ход выполнения решений сентябрьского пленума, Хрущев также остановился на ряде вопросов агрономии. Он подверг критике "догматическое отношение" к травопольной системе земледелия Вильямса, на основе которой до тех пор осуществлялся севооборот. Заодно досталось и тем ученым-аграрникам, которые трудились в городах. "Какой смысл иметь в Москве Научно-исследовательский институт эфиро-масличных культур? – возмущался Хрущев. Такое же возмущение вызвало у него пребывание в Москве Института пчеловодства и под Москвой – Научно-исследовательского института свекловичного полеводства.

Хрущев исходил из необходимости большей рациональности как в деятельности сельскохозяйственных ученых, так и практиков сельского хозяйства. Указывая на низкую производительность конных заводов, он говорил о занимаемых им площадях и даже привел строки Пушкина о "табунах" Кочубея и его "необозримых лугах". Он сказал, что "конные заводы" – это "позор, с которым надо быстрее кончать! Если распахать земли, которые не используют конные заводы, посеять на этих землях пшеницу и другие культуры, то страна получит дополнительно много хлеба". Но главная площадь, которую Хрущев хотел отнять у животноводов и передать земледельцам была – целина. Только в Казахстане Хрущев собирался в текущем году "освоить свыше 6 миллионов га целинных и залежных земель".

После февральско-мартовского (1954 г.) пленума ЦК КПСС Хрущев, по его словам, "решил съездить в Казахстан, поскольку, являясь инициатором дела, конкретно не представлял степных условий Казахстана в деталях". Находившийся там уже некоторое время Брежнев успел ознакомиться со "степными условиями Казахстана" и понять, что освоение целины без должной подготовки преподносило один неприятный сюрприз за другим. Брежнев вспоминал: "Степь оказалась крепким орешком, более крепким, чем представлялась сначала. Дело не только в том, что вековая дернина, пронизанная, словно проволокой, корневищами, была так плотна, что едва поддавалась плугу. А еще и в том, что на казахстанской целине практически не бывает весны, что зима как бы сразу переходит в лето. Буквально следом за растаявшими снегами наступает жара, дождей в мае практически не бывает, земля быстро сохнет, превращается в камень, и пахать ее трудно… Первые борозды повсюду проложили торжественно, с митингами. Благополучно вспахали и первые клетки… Но вскоре увидели, что приходиться останавливаться все чаще: моторы не тянули плуги, ломались лемеха, гнулись плужные рамы… Плуги, настроенные на обычную пахоту, никак не укладывали мощный, срезанный предплужниками слой дернины на дно борозды. Дернина торчала как попало, вкривь и вкось, не покрывалась комковатой нижней почвой. Дисковать такое поле было сложно… Механизаторы нервничали. "Нужно срочно наладить выпуск плугов с полувинтовыми и винтовыми отвалами".

В это время, вспоминал Брежнев, на станцию Тобол приехал Н.С.Хрущев. "Надо сказать, что когда Хрущев понял, в чем тут дело, то пришел в гневное состояние и обратился с резкими обвинениями в адрес ученых. Почему не предусмотрели этот вопрос раньше? Было же время, чтобы загодя сориентировать заводы на выпуск таких плугов?" Разумеется, разработать и выпустить такие плуги за несколько недель после принятия решения об освоения целины было бы невозможно. В своих мемуарах Хрущев не коснулся этой истории, которая свидетельствовала о неподготовленности освоения целины. Хрущев предпочел вспоминать байку про тракториста, который завтракал в одном конце поля, в другом конце поля обедал, а, вернувшись, ужинал. Вспоминал и о том, что ему "неотрывно хотелось смотреть, как движется по полю трактор: казалось, этому полю нет конца и края". На самом деле многие тракторы не могли двигаться из-за несоответствия техники сложным условиям казахской степи.

Не были созданы и условия, необходимые для сбора и хранения урожая. Позже Хрущев вспоминал: "Возникло много различных вопросов транспорта: о железной дороге, о шоссе. Ничего такого там пока не было. Когда убирали хлеб, то ссыпали зерно буквально на землю, при перевозке происходили большие потери. Люди стали бить тревогу, писать письма в ЦК партии, и в газеты. Они правильно делали. Мне было очень тяжело читать на первых порах письма: люди проявили государственную заботу о сохранении зерна, а мы сделать почти ничего не могли, только слали призывы насчет бережного к нему отношения. Даже мешков недоставало, автомашины навалом засыпали зерно, и на всех поворотах и колдобинах зерно разлеталось, дороги были усыпаны пшеничной лентой. Птицам же было блаженство, они жирели на глазах".