Александр Лепехин - На Дедиловском направлении. Великая Отечественная война на территории Киреевского района

Потом мы вернулись в Жилую, немцы уже заняли Кочетовку, но Жилую ещё нет. Ночью с Покровки стрельба. Мы решили бежать на Покровку, спрятаться. Мы отбежали от дома метров 100 до колодца с журавлём, смотрим а с Покровки немцы спускаются и строчат из автоматов. Мы обратно домой, а эти солдаты ничего не делают сидят и не знают что делать. Мы им немцы уже в деревне, делайте что-нибудь, уходите хотя бы отсюда.

Они, а куда идти. Отец их вывел через двор за огород и они пошли. А вокруг деревни ни постов ни охраны. Никакой караульной службы. Короче все побежали к школе, тут немцы их с Покровки из пулемётов накрыли, много погибло.

Короче, наши ушли, мясо кончилось, картошка кончилась. Пришли немцы, курей перестреляли, поросёнка и овец застрелили. Немцы доели нашу скотину. Местных они никого не тронули. Это были войсковые, а не эсэсовцы. У нас жило 5 офицеров, они получали посылки и им на рождество прислали яблоки и они нас 6 детей угостили по яблоку. Яблочки такие вкусные. Мы все на хорах лежим, наши все спят, а немцы кто спит, а кто нет. Те кто не спал ловят на себе вшей и бросают на тех кто спит и смеются. Я не сплю за ними наблюдаю. Я думаю, когда же вы угомонитесь, мне для себя нужно подвиг совершить. Яблоко у вас стащить. Они погасили лампу и улеглись. Я перешагивая через них к печурке, куда они поставили ящик, в котором оставалось 2 яблока. Я прокрался к этому ящику, нащупал их и оба забрал. И я их так с удовольствием съел. Они мне так понравились, так понравились. И я заснул с чувством выполненного долга. Утром меня Маша по заду бьёт, просыпаюсь. Немцы уже трясут отца, вывели на улицу, орут партизаны украли яблоки и тянут отца под бугор расстреливать. Маша по немецки немного понимала и поняла что это все из-за пропавших яблок.

Маша мне, ты ел яблоки? Я, – ел. Где огрызки? Под подушкой. Бери быстро и на улицу к немцам. Я подбегаю к немцам и открываю ручонки, а там два огрызка. Потрепал по голове говорит, Молодэц, молодэц. Отца под зад. Не партизан ты, говорит. Всё нормально кончилось.

В Жилой кухню и столовую немцы оборудовали под бугром в Яшкином доме, потом там магазин был, пока новый не построили. Повар куриные лапы, головы, ну и суб продукты всякие нажарит целый противень и нам маленьким всё отдавал, а мы как саранча налетим на это, голодные все были. Ребята лет 12–13 из патриотических чувств обстреляли этого повара из рогатки, ну и попали в него. Он как схватил черпак и давай налево и направо нас гонять. Я перепугался, домой прибежал и под кровать. Думал сейчас придут и убьют. Но потом смотрю ничего. Мы потом к кухне ходили, но повар как ребят побольше увидит, так всех гонит, а нас мелочь подкармливал. Мы к нему потихоньку боком, боком. Как-то у меня получалось, что я первый к нему всегда подходил. Он нам опять противень выносит, а кто по старше как появится, так он им как булыжником врежет, не подпускал.

Когда дома поджигали я был в Кочетовке, там их не поджигали. Видимо не дошли. Наш дом подожгли там мать была, Маша раненая (моя мама (прим ЛАН) и Валя, они потушили. А соседей дома Бреевых не было и их дом вчистую сгорел. Там Николай погиб, заживо сгорел. Его младшего брата в армию не взяли, он воровал, только к нам два раза залезал. С другом приходят один девчат в магазине отвлекает, а другой деньги ворует. Отец приходит и за голову хватается, недостача, а за это тюрьма без разговоров. Их поймали и посадили. Инкассации не было. Отец набьёт 3–4 мешка деньгами, санки нагрузит меня направляет, а сам со стороны контролирует и домой. У него пистолет был (зажигалка в виде пистолета (прим ЛАН). А дома где хранить, под матрац. Вот Володька придёт к нам и то и дело под матрац залезал и деньги воровал.

В декабре месяце наши ночью по Дедлову нанесли удар несколько танков и кавалерия их здорово турнула. Немецкий танк у Жилой подбили. А один танк решил уйти по льду у мельницы у взорванного моста в сторону Жиловских выселок, но провалился по лёд и он там стоял до начала 50-х годов. Немцы с испугу полураздетые в поле побежали, ну и помёрзли. У них одежда вообще очень лёгкая была, зимнего почти ничего не было. По весне потом трупы собрали и закопали.

Наши пришли, у нас слава богу коровка осталась. Картошки нет, мяса нет. Отца за бойню арестовали. Осудили, затем на фронт в штрафбатальон.

И началась наша борьба с голодом. Пока в июле 1945 г. не вернулся отец. Вот тогда я первый раз наелся и забыл про голод. А до этого зима для нас была бедствием, летом ещё как никак наешься. Мне на 7 лет подарили маленькую крольчиху. На селе мать Петра Герасимовича, учитель физики потом был, спился, тётя Поля тоже держала кроликов. Я пошёл чтобы нашу подросшую крольчиху к её кроликам запустить, потомство нагулять. Мы пришли, Витька Бурцев отвлекает, а я свою крольчиху к её кроликам подпустил. Вечером давай её ловить, поймал крольчиху, а меня хозяйка поймала. Ты что делаешь? Вот свою крольчиху поймал, она с вашими кроликами погуляла, а то ей скучно. Мне домой пора и я её домой хочу забрать. Ах ты шпана несчастная, за это деньги нужно платить. Какие деньги, нет у меня никаких денег. Короче отшлёпала она меня и отправила. Пришёл я домой и подполье её запустил. Там пусто было, картошки не было. А ей есть хочется, так она прорыла ход на улицу и там питалась самостоятельно, чего уж там она ела я не знаю, но жила в подполье. Принесла зимой приплод, а топить нечем. Мама пошла с Валей на шахту за углём. А там строго было, даже из породы не давали уголь выбрать. Их поймали отлупили, отобрали мешки, санки. Они вернулись домой, а крольчата замерзли. Вот мам взяла корзинку и плачет. Вот и вы так у меня замерзнете, а я ничего сделать не смогу. Ни натопить ни накормить ничего нет. Все проснулись голодные, холодные. Ирина совсем маленькая была. Мать нас собрала и сказала: «Дети, нужно поддерживать Ирину, если мы её не поддержим, она умрёт у нас. Поняли?» Все конечно поняли. Если чего делили, то Ире побольше и никто не возражал. Пришла весна крольчиха ещё приплод принесла. Они на ночь выскакивали покормиться, а мы иногда отлавливали одного кролика. Резать было некому и резал всегда дядь Пронька и за это забирал себе голову и внутренности, а тушку нам отдавал. Мама её раза на 3–4 растягивала. Государство нам колхозникам ничем не помогало. Дядя Тимоша, папин брат, привёз нам мешок отрубей. Вот из этих отрубей мать нам варила суп, кролика, травы какой-нибудь положит, лебеда чаще всего, и суп готов. Была у нас ещё одна радость. У нас там был молокозавод всю продукцию которого подчистую забирали, а нам иногда доставалось вылизать бочку из-под масла или сливок. Вот мы пальцем со стенок собираем, а палец потом облизываем, если червяк какой попался, то и его туда же. Весна вообще ничего нет. И крапиву и одуванчики, всё ели. Морковка только вылезет, её ещё и нет, мы её уже рвём и едим. Мать ругается, но всё понимает. Только просит чтобы всё подряд не рвали, вот мы и прореживали.