Павел Кочемаров - Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза

Буржуазный национализм отстаивает создание отдельного государства для каждого этноса. Однако многие малые этносы могут сохранить своё своеобразие только в безгосударственном состоянии. Организация своего государства для них непосильна и означала бы ликвидацию их своеобразного жизненного уклада, а ведь такое своеобразие и есть главное выражение этнической жизни. Для многих, особенно старых этносов (а молодых сейчас почти не осталось) пребывание в составе большой полиэтнической державы есть условие их долголетия. «Национальная независимость» их быстро доконает, что мы и наблюдаем на примере новых «независимых» государств, образовавшихся на обломках многонациональных федераций. «Национальное возрождение» в некоторых из этих новообразований, которое справедливее назвать национальным вырождением, оставляет впечатление густого безнадёжного маразма.

Разрушительный буржуазный национализм явным образом представляет собой орудие обскурационного процесса, – это форма экспансии западной антисистемы. Именно в этом смысл его распространения по миру, что особенно очевидно, когда «нации» формируются «сверху», административным порядком. Как сказал Пилсудский: «Государство делает нацию, а не нация – государство». Массимо д’Азеглио провозгласил в 1860 году: «Мы создали Италию; теперь мы должны создать итальянцев».

«Создавать итальянцев» нужно было потому, что до объединения жители различных областей полуострова говорили на разных наречиях и нередко просто не понимали друг друга; а главное – вовсе не считали друг друга соотечественниками: «Большинство жителей Северной Италии смотрели на соотечественников из Южной Италии как на разновидность африканских дикарей» (Э. Хобсбаум). По-видимому, жители севера и юга Италии отнюдь не принадлежали к одной этнической общности, а подлинное этническое своеобразие итальянцев существовало на областном уровне. Но когда в проекте лежит одинаковый для всех либерально-демократический трафарет, создавать можно что угодно из кого угодно: итальянцев, украинцев, боснийцев, косоваров… Суть политики «национальных» государств состоит в нивелировании всех этнических особенностей, в приведении всех народов к единому «демократическому» знаменателю.

Мы видим, что две разновидности национализма – культурный и западный – проводят противоположную друг другу политику. Если культурный национализм пытается сохранить остатки этнических традиций, то западный национализм их разрушает. Чтобы резче отграничить одну идеологию от другой, следовало бы дать культурному национализму другое название, не вызывающее ложных ассоциаций с «национализмом» как негативным продуктом Запада. Из всех терминов, пожалуй, наиболее подходящими являются национальный патриотизм либо культурный консерватизм . Итак, мы имеем две идеологии, принципиально противостоящие друг другу: национальный патриотизм, отстаивающий ценности культурного своеобразия своего народа, его свободного и самостоятельного существования, прежде всего в плане культурного творчества (без чего и политический суверенитет теряет смысл); и западный национализм – абсолютное политическое самоутверждение либеральной нации с пренебрежением к правам и интересам других наций, при всеобщей культурной унификации.

Путаница в обыденном сознании того и другого вполне понятна, – ведь немногие люди умеют мыслить логически, ещё меньше – способны переносить эту логику в жизненную практику. В политической реальности нередко та и другая форма вступают в симбиоз и таким образом дают повод для отождествления. Впрочем, категорическое нежелание либеральной публики различать эти понятия вызвано причинами более глубокими. За этим стоит ненависть негативной системы ко всякому этническому содержанию вообще, к любым этническим проявлениям, – а ведь такие проявления, пусть даже в вырожденческом виде, существуют и в буржуазном национализме. Для либерала, как чистого и последовательного обскуранта, различие между формами национализма несущественно – все они сливаются в единый ненавистный для него образ.

Итак, новоевропейский, буржуазный, западный национализм или просто «национализм» (если оставить это название исключительно за данной системой) есть совмещение либерализма с этносом; причём на долю либерализма здесь приходится фактически вся содержательная часть, а от этноса сохраняются лишь кое-какие формальные признаки. Таким образом, перед нами явно обскурационная конструкция: негативная система в теории и химера – при её реальном осуществлении.

Национализм как реальность есть химера, соединение негативной идеологии либерализма с этносом, – ещё одна химера европейской антисистемы, притом родственно близкая либеральной химере – Западу. Отличие двух родственных химер – в уровнях, на которых они существуют: Запад – европейская химера суперэтнического уровня, национализм – химера на этническом уровне.

В данном сходстве и различии коренятся отношения притяжения и отталкивания (соперничества), характерные для двух химер. Запад поощряет национализм во вновь присоединяющихся к его системе странах (Восточная Европа); и в то же время Запад систематически подавляет его на своей «староосвоенной» территории. Национализм в Западной Европе существует в придавленном состоянии, под полным господством Запада и его идеологии «демократии». Когда национализм делает попытку подняться из отведённой ему на Западе ниши и занять первенствующее положение, – вся западная пропагандистская машина немедленно обрушивается на него и подвергает беспощадному шельмованию (националисты на выборах во Франции). Национализму в западной системе отведена вспомогательная роль точки приложения и выхода национальных эмоций, объекта притяжения этнической энергии для последующего переключения её на либеральные цели. Если же национализм бросает вызов «демократии» и открыто утверждается у власти (хотя бы и вполне демократическим путём), Запад не стесняется в средствах его подавления: разгром Югославии у всех перед глазами.

Для нас особенно ярко негативную сущность национализма демонстрирует пример Украины. Украинцы (малорусы) по своему национальному происхождению такие же русские, как и великорусы, – нравится это кому-то или нет. Многочисленные уродства украинского национализма у всех на глазах, нет надобности их заново перечислять. Ограничимся одной цитатой очевидца: «„Украинцы“ – это особый вид людей. Родившись Русским, украинец не чувствует себя русским, отрицает в самом себе „русскость“ и злобно ненавидит всё русское. Он согласен, чтобы его называли кафром, готтентотом – кем угодно, но только не русским. Слова: Русь, Русский, Россия, российский – действуют на него, как красный платок на быка. Без пены у рта он не может их слышать. Но особенно раздражают „украинца“ старинные предковские названия: Малая Русь, Малороссия, малорусский, малороссийский. Слыша их, он бешено кричит: „Ганьба“ (польск. позор)» [90]. Как видим, за протекший век украинские националисты не поумнели. Да, прав Лосев: именно «сгусток аффективного напора и слепого нападения – на своё же собственное существо…»