Александр Лепехин - Белев. Материалы к истории

Через некоторое время в городе стало тихо. Только вдалеке, где-то на подступах к селу Болото, были видны всполохи и слышны слабые орудийные выстрелы. Я понял, что наши войска оставили город. Продолжали полыхать пожары, которые представляли страшную картину. Они начались еще в полдень. На моих глазах горела школа им. Чернышевского (ныне – средняя школа № 3), сушильный завод, здание милиции (ныне – Дом творчества), штаб воинской части, дом Гусевых. Горели и другие объекты, которые с нашей улицы не были видны – это Дом культуры, Дом пионеров, райком партии, винный завод, нефтебаза, электростанция, дом-музей Жуковского. Очень сильное впечатление произвел на меня пожар в краеведческом музее (ныне – здание медучилища). Когда огонь бушевал внутри здания, в темноте казалось, что все три этажа дома наполнены кровью. Все пожары начались еще до вступления немцев в город и были организованы нашими властями, чтобы эти объекты не мог использовать враг.

С рассветом город начал оживать. Моя мать осмелилась пойти за водой к роднику, а я вышел в сад на место вчерашнего боя. Там я увидел, что вчерашняя мина попала в погреб соседнего дома и разорвалась всего лишь в нескольких шагах от меня… Когда мать вернулась с полными ведрами, то, опустив их, не удержалась от слез и сказала: "Ребята, мы теперь пленники". Она видела немецких солдат, которые, изрядно похозяйничав на ул. Окраиной, волокли поросят, кур, гусей. Истошные крики птицы и скотины еще долго слышались оттуда и достигали даже нашей улицы С.Перовской.

Немецкие солдаты, помимо мародерства, ходили по домам в поисках отставших и раненых красноармейцев. Зашли немцы и к нам в квартиру. Они пошарили винтовками под всеми кроватями, но, естественно, никого не нашли. Немцы забрали у нас несколько буханок испеченного матерью хлеба. Но никто из них даже и не догадался заглянуть за шкаф, где находился портрет И.В.Сталина, который сестра Евдокия принесла домой из конторы заготзерна. Там он и простоял весь период оккупации города, что было весьма небезопасно для нашей семьи, тем более, что вскоре в доме Бурцевых поселились немецкие солдаты и офицеры.

В тот же день наша ребячья компания решила выяснить, что же происходит в центре города. На площади Октября немецкие солдаты под руководством офицеров проводили захоронение своих убитых во время боев за наш город. Их трупы были погребены в сквере, где в настоящее время стоит памятник В.И.Ленину. Я насчитал примерно 25 убитых. А ведь было еще, наверное, не менее 100–120 раненых. В сквере напротив мы не увидели привычного нашему взору с довоенного времени бюста И.В.Сталина – он был уничтожен сразу же с приходом оккупантов. К нашему немалому удивлению соседний с ним бюст В.И.Ленина остался на прежнем месте и простоял весь период оккупации. И только дня за два до бегства немцев из города его кто-то сбросил с пьедестала.

С первых же дней оккупации немцы почувствовали себя хозяевами в нашем городе, а мы оказались в положении униженных и бесправных рабов. Было мучительно больно и обидно. Сразу же последовали приказы о введении в городе комендантского часа, о сдаче населением огнестрельного оружия и строжайшие предупреждения тем, кто ослушается выполнить их. Не заставили себя ждать и меры наказания: оккупанты приговорили к расстрелу горожан Иголкина, Гусева и Копытова за поджог зданий и связь с партизанами, как говорилось в приговоре. Затем расстреляли одного молодого паренька за то, что он был осадмильцем, то есть числился в отряде содействия милиции. Строжайше запрещалось пользоваться радиоприемниками и другими средствами связи, преследовались лица еврейского происхождения, цыгане и, конечно, коммунисты.

В этой связи вспоминается один курьезный случай, едва не стоивший жизни нашим хозяевам – супругам Бурцевым. Однажды мой отец услышал какой-то шум в коридоре второго этажа. Отец быстро поднялся наверх и увидел страшную картину: Бурцевы, муж и жена, стоят у стены, а офицер, размахивая перед их лицами пистолетом, кричит: «Юда, комиссар, шиссен!». Дело в том, что он принял их за еврейку и комиссара, коммуниста. Так они были похожи внешностью и одеждой. Отец, неплохо владевший разговорной немецкой речью, объяснил офицеру, что они русские, отцы у них были священники православной церкви, а хозяева дома очень хорошие люди и никакие не коммунисты: хозяйка – машинистка, а хозяин – старший юрисконсульт, адвокат. К счастью, все успокоились и разошлись.

Став хозяевами города, немецкие власти учредили городскую управу, полицию, открыли пекарню и магазин по продаже хлеба, пустили механическую мельницу. Городским головою назначили бывшего бухгалтера Мудрова, а начальником полиции – бывшего начальника паспортного стола Рыжова. Городская управа ввела хлебные карточки, которые можно было отоварить в специальном магазине на ул. К.Маркса. Хлеб выпекался из горелой ржи, так как накануне захвата города немцами склады заготзерна были подожжены отступавшими советскими войсками. Когда стало ясно, что город не удержать, горисполком разрешил населению брать зерно со складов кому сколько нужно, остальное подлежало уничтожению. Но огонь уничтожил не все зерно, а оставшееся изрядно обгорело и продымилось. Видимо, по этой причине немцы не использовали его для своих нужд и отдали в распоряжение управы. Возле магазина, в котором отпускался хлеб, создавалась огромная очередь и давка, было много крика и даже потасовки. Все это не осталось без внимания немецкого военного коменданта, тем более, что здание комендатуры находилось неподалеку. Вскоре у входа в магазин появился вооруженный солдат с бамбуковой тростью в руке, при помощи которой он быстро навел в очереди порядок.

В совхозе "Белевский" оставалось много неубранных овощей. Для горожан это оказалось хорошим подспорьем. Желающие приобрести овощи выписывали их в городской управе и там же оплачивали стоимость продукции. Затем имеющий квитанцию, в которой значилось, сколько выписано и сколько уплачено за овощи, шел в поле и набирал там столько же. Возвращаясь с набранной продукцией через речной понтонный мост, он взвешивал продукцию у работника городской управы. Тут же стоял для порядка немецкий солдат с оружием.

По воскресеньям устраивались базары, на которых продавались продукты питания, птица, скот, предметы домашнего обихода, одежда и даже лапти. Лапти смешили немцев, они надевали их на свою обувь во время гололеда. Однажды я увидел такую картину: женщина продает кур и петуха, которые находились в огромной корзине. К ней подошел немецкий солдат и начал выбирать птицу, что потяжелее. Ему понравился петух, он забрал его, расплатился и направился к выходу. Женщина, сосчитав деньги, громко окликнула его: "Пан, ты дал мне мало денег". А он, обернувшись, ответил по-русски: "Хватит, хватит". Были и такие случаи, когда солдаты брали продукты, ничего за них не заплатив, нагло и пренебрежительно удаляясь. Во время оккупации функционировали как немецкие марки, так и довоенные советские рубли из расчета десять рублей за дойчмарку.