Теодор Моммзен - История римских императоров

Юлиан, как рассказывают, действовал вполне лояльно. В качестве свидетелей мы имеем, правда, только его самого и благожелательно настроенных к нему авторов, 597 но он всегда оказывался правдивым рассказчиком, и его сообщение соответствует фактам. Сначала он выступил с протестом, сослался на то, насколько опасно нарушать перед солдатами контрактные обязательства, и как бы это не отпугнуло всех будущих капитулянтов. Не добившись своего, он в исполнение распоряжения дал войскам приказ выступить. Юлиан провел зиму 359—360 г. в Париже; 598 это название упоминается здесь впервые. 599 Там находилась [MH. III 174] ставка, поскольку Париж находился на господствующей и легко обороняемой высоте, на острове между рукавами Сены. Юлиан может считаться основателем Парижа как столицы. Войска во время марша должны были пройти через Париж, Юлиан предостерег императора, указав на то, что в войске может вспыхнуть мятеж, как только воины увидят победителя Argentoratum. Доверенные лица императора не вняли предостережениям, и то, что предсказал Юлиан, свершилось: солдаты провозгласили его августом и перешли в его подчинение. Тогда войска начали уходить.

Юлиан говорил, что не хотел быть императором. Страстно веря в предопределенность судьбы, он спросил богов, и те дали согласие. 600 Конечно, формально это так, но скрытое честолюбие все-таки дремало в этом удивительном человеке. У того, кто так ответственно относится к своей задаче, как Юлиан в Галлии, у того, кто организует такой персидский поход, какой организовал он, у того есть честолюбие.

Этот шаг был окончательным. Откажись Юлиан, тем самым он подписал бы свой смертный приговор; учитывая натуру Констанция, это совершенно очевидно. Юлиан поставил императору условие: конечно, совместное правление, т. е. легализация его [Юлиана] положения, поскольку он был властелином Запада. Однако он предложил ему [Констанцию] и существенные уступки: он требовал необязательно равного положения; высшего чиновника, praefectus praetorio, должен был назначить Констанций, остальных — Юлиан. 601 С точки зрения государственного права, это примечательно как единственный случай, когда один [MH. III 175] август имел бы такое право, какого не имел бы другой, если бы в отношениях между Диоклетианом и Максимианом не было бы прецедента, предполагавшего, в частности, что подчинение последнего произошло не по его воле. Юлиан объявил, что готов прислать пополнение, только в несколько меньшем числе.

Войско было целиком на стороне Юлиана, 602 штатские — не все. Флоренций, praefectus praetorio, остался верен императору. 603 Вероятно, религиозный вопрос также сыграл здесь свою роль, Юлиан правил Галлией, демонстрируя свою принадлежность христианству; 604 но уже тогда было известно, что он симпатизировал и язычеству. В этом тоже сказывалось противостояние Запада и Востока. Западные войска в большинстве своем были еще язычниками, восточные — уже христианами. В скрытой форме это также играло свою роль.

Перед Констанцием опять встал тот же самый вопрос, как и во время правления Магненция. Намереваясь вести тяжелую войну с персами, он решил поставить вопрос о господстве над Западом. Здесь также сказывается его сильный, непоколебимый характер. Не отказываясь от Запада, он начал поход против Юлиана, в 351 г. таким же образом поступил Юлиан, решив «сжечь мосты» и лучше напасть, чем быть атакованным. Если бы дело дошло до войны, исход мог бы оказаться довольно сомнительным. По крайней мере, Италия заняла сторону Констанция, Aquileia закрыла перед Юлианом двери. 605 Тогда судьба вступила в свои права. Когда Констанций отправился в Константинополь, 3 ноября 361 г. в Киликии его настигла [MH. III 176] смерть. 606 Согласно документально подтвержденным сообщениям, уже находясь при смерти, он назначил Юлиана своим преемником, и это вполне соответствовало бы его взглядам на законность: править должен был род Константина, и поскольку Юлиан был единственным его представителем, так пусть бы он и правил. На этом сопротивление закончилось. Восток покорился сразу же, только Aquileia еще долго сопротивлялась. 607 11 декабря 361 г. Юлиан во главе западных войск въехал в Константинополь. 608

Описать характер Юлиана — нелегкая задача, хотя немногих властителей мы знаем так хорошо, как его. Брошюр и писем, относящихся как к тому времени, когда он был вынужден играть роль лояльного подданного и христианина, так и к более позднему времени, мы имеем множество. 609 У нас есть сообщения от друзей и врагов, от христиан и Аммиана. Однако фигура Юлиана — слишком своеобразное явление, и нужно разобраться в конфликте между Западом и Востоком, христианством и язычеством. В его душе боролись не только две различные стихии, кардинально отличающиеся друг от друга В первую очередь никак нельзя забывать о его несчастливой юности. Его первым воспоминанием была великая резня принцев, в которой он потерял отца, брата и всех родных, так что, осиротев, он попал в руки убийцы. Потом он жил в постоянном страхе смерти, поскольку вряд ли было простым совпадением, что не только он рано умер не своей смертью. Каждое мгновение он был готов к этому. Такова была юность этого человека с живым характером, и из-за этого на всю жизнь в его душе поселилось беспокойство, словно у раба, разорвавшего свои цепи.

[MH. III 177] Воспоминания о несвободе его детства и юности преследовали его всю жизнь. На это наложились его задатки. По натуре он был греком, и сам о себе говорил, что был первым греком 610 на императорском троне. Его религия, его образование, его литературные склонности, все это было в нем тем более полно жизни, поскольку он мог развиваться только под сильным давлением. Следует также принять во внимание моральное давление, вынужденное исповедание христианства, которое он ненавидел сильнее всего. Христианская жизнь и языческое образование, одно рядом с другим, христианин по вероисповеданию и язычник всей душой — это создавало неблагоприятную, дисгармоничную смесь.

О внешности императора Юлиана мы осведомлены со всей точностью, в частности, благодаря Аммиану и ему самому. 611 Он не льстил себе и описывал себя как человека необычайно уродливого. К тому же он сам решил внести вклад в свою обойденную природой внешность и отпустил огромную бороду, обезобразив себя еще больше. К его маленькой, как у карлика, фигуре плохо подходила размашистая солдатская походка, к которой он себя приучил. Дисгармония была характерной чертой как его сущности, так и внешнего вида. Наверно, он был единственным монархом, который не только ходил немытым и непричесанным, но и похвалялся этим.

И коль скоро он культивировал чудовищный лес своей бороды, вполне понятно, что водились в ней и лесные звери — вши. Для мытья рук времени у него не было; он должен был слишком много писать, поэтому пальцы его были всегда испачканы чернилами. Хвастаться этим [MH. III 178] все-таки странно. И во всем у Юлиана было так. Мало есть правителей, которые могли бы сравниться с Юлианом в гуманности, смелости, образованности и духовности, и все же общее впечатление, несмотря на эти высокие качества, неутешительно из-за острой нехватки твердости, такта и устойчивости, но прежде всего — красоты и привлекательности.