Теодор Моммзен - История римских императоров

Итак, Юлиан вернулся к Евфрату и оттуда двинулся вниз по течению. Переход был труден, но не опасен. Левый фланг, обращенный к пустыне, был прикрыт кавалерией, правый был защищен флотом. Таким образом добрались до окрестностей Ктесифона. Там начались битвы с осадой передовых сильных крепостей. Персы сражались хорошо, однако римляне намного превосходили их в умении вести бой. Итак, был завоеван узкий участок земли, который близ Ктесифона разделяет протекающие близко друг от друга реки Евфрат и Тигр. Здесь старый Траянов канал снова стал судоходным и по нему флот был переправлен в Тигр. Селевкия на правом берегу лежала в развалинах, Ктесифон находился на левом [MH. III 189] берегу, и переправлять суда на глазах у врага было очень тяжело. Генералы сняли с себя ответственность, Юлиан между тем отважился на наступление, сначала с помощью нескольких кораблей, сразу же подожженных персами стрелами с горящими наконечниками. «Это условный знак, что корабли благополучно достигли цели», — воскликнул Юлиан и в ночном сражении действительно добился переправы флота, и с непревзойденным мастерством римляне разбили береговой гарнизон персов. Юлиан оказался прав в отношении осторожности генералов.

И вот он стоял перед стенами, но что должно произойти дальше? Жители крепости отказались сдаться, а взятию города Юлиан не придавал особого значения. Это не удовлетворило его честолюбие. У него были далеко идущие планы, в мыслях он сравнивал себя с Александром. Что по сравнению с этим один город?

Руководствуясь этими соображениями, он отверг мирные предложения персов, о которых его известил Гормисдас, и даже приказал последнему хранить строжайшее молчание об этом, чтобы тема переговоров не стала известна в войске. Однако дальнейшее продвижение в центр Персидской империи было чудовищно трудным. Если бы он стоял во главе всей армии, то, вероятно, мог бы отказаться от переговоров, так же как и Александр, чье войско также было целым миром с центром в самом себе. Но даже тогда непобежденный [MH. III 190] Ктесифон был бы весьма опасен с тыла. Однако армия не была объединена, а Себастиан исчез.

И тогда Юлиан предложил пойти в противоположном направлении и отправился в Arbela. Это можно было бы рассматривать как смену диспозиции, когда ему стали ясны трудности вторжения в глубь страны. Однако это, пожалуй, неправильно, по всей видимости, таково было его изначальное намерение, и это было заблуждением, поскольку Себастиан находился не так далеко, как предполагал Юлиан. Когда же он застал его на полпути, дело обстояло совсем иначе. Флот, который тогда сослужил хорошую службу, теперь был бесполезен, поскольку Юлиан намеревался покинуть реку как место военных действий. Плыть вверх по течению Тигра было невозможно, его не зря называют «стрелой». Таким образом, флот только обременял. Часть кораблей повезли на повозках, чтобы использовать их как понтоны. Правда, разумнее всего было бы повернуть назад, и войско хотело этого. Юлиан между тем не хотел отказываться от своих дерзких планов и сжег флот. 636 За это его осудили, что, пожалуй, было несправедливо. Говорят, он сам приказал тушить пламя, когда было уже слишком поздно. Если он так поступил, то произошло это только из уважения к солдатам. Флот был бесполезен, и заставлять отряды охранять его было неразумно. Этот флот стал бы добычей персов.

[MH. III 191] Итак, продвижение по левому берегу Тигра было продолжено. Сначала путь лежал через хорошие плодородные земли. Однако для персов это была национальная война, и велась она ими со всей беспощадностью. Повсюду римляне находили страну в запустении, началась нехватка воды и провианта, к тому добавилась жара середины лета, непривычная для солдат Юлиана, выросших на севере. Постоянные атаки персов со всадниками и слонами не давали, так же как и при отступлении Марка Антония, 637 никакого покоя по ночам и являлись причиной бесконечных схваток и переходов. Это было очень неудобно, однако еще ничего не было потеряно, цели еще можно было достичь.

И вот наступил роковой день 26 июня. 638 Бой, мало чем отличающийся от других: легковооруженные римские отряды против тяжеловооруженной кавалерии персов. Юлиан всегда впереди, в рядах авангарда, не как полководец, но как солдат. Из-за жары он снял с себя экипировку — и тут в бок ему вонзилась стрела. От руки ли перса? Галльское войско считало, что это была стрела римлянина.

По этому вопросу не выяснилось ничего определенного, также никогда в этом не был обвинен какой-либо конкретный человек. Ситуация была такова, что, вполне вероятно, это могла быть вражеская стрела. Кроме Юлиана пали Анатолий и другие именитые офицеры. Императора отнесли в штаб, и он умер мужественно, сохраняя самообладание. Речи сократовского толка, которые находившиеся в его лагере [MH. III 192] философы вложили ему в уста, окажутся, пожалуй, не аутентичными. 639 Он сделал невозможное, и, таким образом, скорая смерть на поле брани была, наверное, кстати и даже более чем.

Эта смерть наложила свой отпечаток на судьбу государства, как это всегда бывает в тех случаях, когда столь многое зависит от личности правителя, так было в ситуации с пленением Валериана (260 г. н. э.) или позднее (378 г. н. э.), когда умер Валент. Смерть Юлиана превратила опасный поход в политическую катастрофу. Самым отвратительным было то, как принимали смерть христиане. 640 Он их не преследовал, он лишь отнял у них только что завоеванное господство. Однако нигде у христиан нет и намека на то, что речь идет о поражении Империи, как бы тяжело и ужасно это не представлялось. Все растворяется в личной ненависти; о том, что христиане тоже римляне, полностью забыто. Позднее они признали его, но всегда, только когда упрекали его в отрицании Бога. 641 С Юлианом римское владычество на Востоке закончилось.

Юлиан не думал, как Александр, о преемнике, о назначении главнокомандующего. Говорят, на смертном одре он назвал Прокопия, 642 что, пожалуй, было неправдой. Генералы, по вполне понятным соображениям, требовали отсрочки назначения преемника до тех пор, пока не произойдет объединение с другой частью войска, и советовали сделать распоряжения о временно исполняющем обязанности главнокомандующего. 643 К этому [MH. III 193] добавился конфликт между офицерами Востока и офицерами Запада. 644 Наконец все сошлись на всеми уважаемом Саллюстии, который, однако, отклонил это предложение из-за своего возраста, тем самым оказав услугу Империи. 645 Неожиданно прозвучало и получило всеобщую поддержку имя Иовиана — как кажется благодаря недопониманию находившихся вдали от императора людей, которые понимали Юлиана и верили в то, что император не умер. Тем не менее все согласились выбрать Иовиана, 646 поскольку выбор меньшинства оказался бы еще хуже.