Николай Троицкий - Александр I и Наполеон

В Зимнем дворце> по наблюдению Г.Р. Державина, «тотчас приняло все другой вид: загремели шпоры, ботфорты, тесаки и, будто по завоевании города, ворвались в покои везде военные люди с великим шумом». «Дворец был обращен в кордегардию», — вторит Державину другой очевидец, А.М. Тургенев, а третий, А.С. Шишков, как бы суммирует их наблюдения: «Перемена сия была так велика, что не иначе показалась мне, как неприятельским нашествием <���…> В один час все так переменилось, что, казалось, настал иной век, иная жизнь, иное бытие».

Итак, Павел Петрович вдруг из гатчинских казарм, где ему грозила участь остаться ни с чем, возвысился на российский престол, где теперь он повелевал всем. В положении же Александра Павловича изменилось немногое. Юридически он стал ближе к трону как цесаревич, наследник, но фактически дальше. Дело даже не в том, что Павел был сравнительно молод (42 года), здоров и мог царствовать долго, а в том, что Александр, хотя и освободился от риска балансировать между дворами отца и бабки, попал под дамоклов меч любой опалы от непредсказуемого и теперь всемогущего Павла.

Личность Павла I до сих пор вызывает споры у историков и писателей. Долгое время преобладал взгляд на него как на умственно «поврежденного», маньяка и параноика. Такого взгляда держались не только иные его современники, вроде Н.П. Панина, С.Р. Воронцова, А.А. Чарторыйского, но также и Н.М. Карамзин, А.И. Герцен, художник А.Н. Бенуа, психиатр П.И. Ковалевский, ряд советских историков (С.Б. Окунь, А.М. Станиславская и др.). Между тем еще Адольф Тьер тонко определил диагноз «болезни» Павла: «самодержавие!» Сегодня и отечественные, и зарубежные исследователи большей частью отвергают легенду о сумасшествии Павла [37] Пожалуй, главный аргумент против этой легенды — многочисленное (4 сына и б дочерей) и вполне здоровое потомство Павла. , находя в нем государственный ум, образованность, живость мысли и слова, чувство юмора, но все это в сочетании с крайней вспыльчивостью, даже взбалмошностью, вследствие которой он мгновенно переходил от доброго смеха к бешеному гневу, от рыцарски благородных жестов к садистскому издевательству. Самой неприятной, пагубной для окружающих чертой его характера была именно спонтанность, непредсказуемость поведения. Даже Александр Павлович при всей его обходительности с трудом избегал родительского гнева.

В первое время, на радостях по случаю воцарения, Павел очень благоволил к сыновьям, особенно — к старшему. Александр был назначен петербургским военным губернатором и шефом одного из двух самых привилегированных полков русской гвардии — Семеновского (шефом другого полка, Преображенского, был сам царь). На десятый день нового царствования Павел взял с собой Александра для участия в деле, которое вызвало резонанс в европейских странах. Царь и наследник-цесаревич собственными персонами прибыли в Мраморный дворец, спустились в нижний этаж, где содержался тогда под стражей взятый в плен два года назад А.В. Суворовым национальный герой Польши Тадеуш Костюшко. «Вы свободны! — заявил ему Павел. — Я сам желал принести вам эту утешительную весть». Костюшко растроганно благодарил. Но еще больше был тронут этой сценой цесаревич Александр. Он несколько раз обнял Костюшко и прослезился. Столь эффектный акт милосердия сблизил Александра с отцом.

Ранней весной 1797 г. Павел со всеми членами императорской фамилии отбыл на коронацию в Москву [38] По традиции, освященной веками, русские цари, начиная с Ивана Грозного, венчались на царство в Успенском соборе Московского Кремля. . Торжественный въезд в белокаменную состоялся 27 марта. Император на белом коне гарцевал один впереди, за ним, соблюдая дистанцию, придерживали вороных сыновья — Александр и Константин, а далее блистала туалетами, наградами, оружием многолюдная свита: дамы — в каретах, господа, не исключая старых и немощных, — по приказу царя, на конях. Так Александр впервые увидел Москву и провел в ней больше месяца.

3 мая Павел с сыновьями и частью свиты отправился из Москвы в поездку по России, посетив за четыре недели Смоленск, Оршу, Могилев, Минск, Гродно, Ковно, Вильно, Митаву, Ригу и Нарву. Лишь 2 июня «его величество» с «их высочествами» возвратились в Петербург. В это и в следующее (весной 1798 г.) путешествие по России с посещением десяти городов, включая Новгород, Тверь, Ярославль, Нижний Новгород, Казань и вторично Москву, император уделял сыновьям много внимания, почти не обижал их и только строго обязывал каждый день и час «познавать любезное отечество наше».

Но в Петербурге сыновья интересовали Павла и значили для него гораздо меньше. Отец даже старшего сына, наследника, не принимал всерьез: строго спрашивая с цесаревича за служебные мелочи, больше трех лет не допускал его к государственным делам. Между тем государственная деятельность самого императора была поистине кипучей. Менее чем за 4,5 года царствования он успел издать 2179 законодательных актов, т. е. в среднем до 42 в месяц, тогда как Петр Великий издавал их меньше 8 в месяц, Екатерина Великая — 12. Правда, многие указы Павла относились к мелочам («запретить ношение очков», тоже — «круглых шляп», «никому не иметь бакенбард» и т. п.), но немало среди них было и серьезных, а главное, полезных для России.

Павел давно презирал узаконенный Екатериной порядок записи дворянских детей на военную службу (предпочтительно в гвардию) буквально со дня рождения, дабы к совершеннолетию записавшегося отрока поспевал уже «приличный» чин. На второй день по воцарении он объявил смотр всех записанных в гвардию, после чего номинально числившиеся там младенцы и недоросли были «за неявкою уволены». Только в лейб-гвардии Преображенском полку таковых оказалось несколько тысяч.

Радикальнее любого из своих предшественников Павел затронул святая святых — крепостное право. 5 апреля 1797 г., в день своей коронации, он издал ставший историческим указ о трехдневной барщине. Для Великороссии, где барщина местами была тогда почти ежедневной, это означало смягчение помещичьего гнета. Но русские помещики дружно начали саботировать указ, а на Украине, где барщина ранее была двухдневной, напротив, его радостно приняли к исполнению. Другой указ Павла (18 декабря 1797 г.), освободивший крестьян от недоимок в подушном сборе в 7 млн. руб., вызвал недовольство всех помещиков, которые не спешили его исполнять. Когда же Павел распорядился повесить на воротах Зимнего дворца ящик для прошений и жалоб на свое имя, ключ от которого он хранил у себя, чтобы собственноручно изымать его содержимое, именно помещичьи оппозиционеры, боясь разоблачений, стали подбрасывать в ящик непотребные доносы на самого императора, побудив его таким способом отказаться от своего начинания.