Степан Гедеонов - Варяги и Русь

Дружинное, чисто воинское начало проявляется яснее и определеннее в характере похода и форме договора Олегова, нежели в Игоревых. Олег подчинил себе русские племена и мелких династов; но Русь еще далека от слияния с варяжским началом. Его послы-дружинники договариваются от его имени, от имени его бояр и сущих под его рукой русских князей; отдельных послов, представителей общих интересов Руси в лице каждого из членов-собственников и правителей новоустроенного общества, еще нет; дружина преобладает над государством; характер дружинника над характером владельца земли. При Игоре уже прежние князья вошли в состав новой монархии; их интересы неразлучны с интересами Игоря; военачальники и бояре поморские обратились из дружинников в наследственных обладателей земли; у каждого из них (так у Свенгельда при Игоре) есть свои сподвижники, приближенные; они-то являются частными послами в Игоревом договоре. Понятно, что в числе этих приближенных должны были находиться личности иноземные; при тогдашнем состоянии русского общества предприимчивых, бывалых дружинников, опытных в морском и ратном деле, было сравнительно более между вендами и норманнами, нежели между туземцами; их назначение послами было наградой за услуги, оказанные на войне; греки дарили послов; а до какой степени варварские народы дорожили подарками, известно; Аттила изобретал предлоги к посольствам для обогащения и вознаграждения своих приближенных. Вот почему, при исключительном славянстве княжеских и боярских имен, начало норманнское и вообще иноземное проявляется в именах послов-дружинников; сверх участия в добыче русские князья платили им греческими подарками.

Но кроме особых, случайных отношений норманнских дружинников к варяжским и русским князьям история знает о постоянных, преимущественно торговых и промышленных сношениях норманнов с Русью, а посредством Руси с Востоком и греческой Империей.

Мы уже намекнули (гл. V) на это сотоварищество обоих народов; ниже увидим мы норманнов, торгующих вместе с Русью в Болгаре, Итиле, Царьграде; вступающих вместе с русью на службу к греческим императорам. При этой общности интересов обеих народностей походы Олега и Игоря против греков и последовавшие за ними мирные договоры, представляются как бы общим делом и принадлежностью руси и норманнов; присутствие норманнских личностей и имен в числе русских послов (особенно гостей, поименованных в Игоревом договоре) объясняется само собой. Норманнские гости являются самостоятельными представителями общих интересов норманнства.

Не менее тесно соединен вопрос об именах и народности лиц, принимавших участие в договорах Руси с греками, с вопросом о дипломатической системе, по которой эти акты заключались. Для определения настоящего смысла заглавной формулы «мы отъ рода рускаго»; для объяснения причин невероятного искажения имен в договорах необходимо установить, кем и на каких основаниях составлены оригиналы; кем и для кого сделаны переводы. О внешней форме договоров писал Эверс: «Изготовлять договорные грамоты в двух экземплярах было обыкновением греческого двора; разумеется, что при этом употреблены были греческие чиновники и что, следовательно, первоначальный проект договоров писан по-гречески. Варвары получали экземпляр на своем языке, нередко подвергавшемся насилованию. Этим объясняется совершенно естественно мудреный язык Олегова договора».

В виде объяснения Эверс прилагает выписку из Менандрова описания договора, заключенного греками с персами в 628 году.

В описании Менандра я отличаю три главных момента: 1) конференция; прения; проект договора, составленный каждой стороной на своем языке; перевод персидского проекта на греческий, греческого на персидский язык; сличение; согласование; 2) изготовление по одобренным проектам двух договорных грамот, персидской и греческой; употребление каждой стороной своих канцелярских и дипломатических форм; приложение печатей; обмен документов; персы получают греческую, греки персидскую грамоту; 3) Зих вручает Петру греческий перевод с персидского оригинала; Петр Зиху персидский перевод с греческого оригинала; переводные экземпляры не носят печатей послов. Существенное отличие в системах персо-греческих и греко-русских договоров следующее: греки договариваются с персами на равной ноге; по согласовании в условиях, каждая сторона изготовляет свой оригинал, на своем языке, по своим дипломатическим формам и церемониалу двора своего. Ничего подобного у нас не было и быть не могло. О составлении оригинальных грамот, одной на греческом, другой на славянском (русском или болгарском) языке, не может быть речи; перевод очевиден. По-гречески были писаны оба экземпляра договорных грамот при заключении мира с болгарами в 765 году; болгарско-славянской или гунно-уральской грамоты в VIII веке не существовало. Император Алексей Комнин посылал еще в конце XI столетия (1083–1096) Синезия к печенегам с заготовленными договорными грамотами; и здесь нельзя думать о печенежском письме. Крещеные хорваты писали, без сомнения, по-латыни; того же мнения и Добровский. Как содержание, так и форма дошедших до нас договорных греко-русских грамот явно доказывают, что оригиналы этих актов, от кого бы они ни шли (от греков ли к руси или от руси к грекам), писаны по-гречески императорской канцелярией от первого до последнего слова. Относительно содержания: в обоих договорах обязующими являются одни греки; в статьях об уголовных преступлениях русин именуется перед христианином; в статьях клятвенных крещеная русь перед некрещеной; общий смысл договоров явствует из заключения статей в (идущем от руси к грекам) Олеговом: «Си же вся да творять русь грекомъ, идеже аще ключится таково». Относительно формы: языческая русь изъясняется чуждыми ей христианскими формулами; титуляция русских князей идет от греков и т. д. Впрочем, система составления греко-русских договорных актов довольно ясно определена словами Игорева трактата: «Мы же совещаше все написахомъ на двою харатии, и едина харатия есть царства нашего, на ней же есть крестъ и имена Наша написана, а на другой послы ваши и гости ваши». Здесь только два экземпляра, две харатьи, писанные византийскими греками; они сами объясняют русским князьям формальное отличие обеих грамот; на одной крест и имена императоров; на другой, писанные греками же, имена русских послов; о двух редакциях или двух языках (как при заключении договора с персами) не говорится. О договоре Святослава сказано в летописи: «Царь же наутрия призва я, и рече царь: да глаголють ели рустии. Они же реша: тако глаголеть князь нашь, хочю имети любовь со царемъ гречьскимъ свершеную прочая вся лета. Царь же радъ бысть, повеле писцю писати вся речи Святославлъ на харатью; нача глаголати солъ вся речи, и нача писець писати». Писец был, разумеется, или Цимисхиев грек, писавший под диктовкой драгомана, или, в крайнем случае, греческий славянин; писал он не иначе как по-гречески; русский посол своего писца не имеет.