Степан Гедеонов - Варяги и Русь

3) Христианские формулы при вступлении и заключении договорного акта. «Наша светлость боле инехъ хотящихъ же о Бозе удержати и извъстити такую любовь» — «суть, яко понеже мы ся имали о Божии Вере и любви, главы таковыи» — «И отъ техъ заповедано обновити ветъхий миръ, ненавидящаго добра и враждолюбьца дьявола разорити» и т. д. — Шлецер пишет: «Все это так по-христиански! Знал ли норманн христианского дьявола? Знал ли его славянин?» Конечно, нет; и греки об этом мало заботились. Но так как редакция договоров шла только от них, язычникам же не было дела до иных, кроме договорных статей, они не стеснялись внесением и в составленный от имени Руси договорный акт своих христианских понятий и формул. Здесь не было ни небрежности, ни торопливости, как думает г. Лавровский, а только одно, несколько высокомерное преобладание образованного начала над необразованным.

4) Дипломатические формулы. — «На утвержеше же и неподвижеше быти межи вами хрестьяны и Русью, бывший миръ състворихомъ Ивановомъ написаниемъ на двою харотью, царя вашего и своею рукою» и пр… «Мы же съвещаньемъ все написахомъ на двою харатью» и пр. «Се же имейте въ истину, якоже пинехрусу сотворимъ ныне к вамъ, и написахомъ на хоратьи сей, и своими печатми запечатлехомъ».

Определив, таким образом, основные начала оригинальной редакции, мы обращаемся к вопросу о дошедших до нас переводах.

Прежде всего я должен восстать против мнения, будто бы мы имеем не полные переводы греческих оригиналов, а только выписки, вроде сохранившейся у Менандра, изодранный лоскут от договора Святослава и пр. На каких доказательствах основаны эти предположения? В договорах Олега и Игоря перед нами совершенно полные документы, содержание: вступление; договорные пункты; заключение; число года, месяца и дня совершения договорного акта. Что в начале и конце Игорева договора являются договаривающимися русь, а в середине греки, не доказывает ничего против его полноты; это палеографическая случайность, которой я постараюсь представить в своем месте должное объяснение. Шлецер называет договор Святослава изодранным лоскутом, ибо, говорит он, «золотой буллы, наверное не было в Святославовой канцелярии; почему последние строки в отрывке относятся только к греческим императорам», а выше: «В начале говорит Святослав, а в конце греческий император». Русской золотой буллы, конечно, не было в канцелярии Святослава, не имевшего канцелярии; дошедшая до нас и греками, от имени Святослава, заготовленная золотая булла — вышла из канцелярии императорской. Мы уже видели, как, отправляя Синезия для заключения союза с печенегами, император Алексей Комнин снабжал его заготовленными заранее золотыми буллами; что эти золотые буллы предназначались для вписания в них договорного акта от имени печенегов, очевидно; золотой буллой, шедшей от греков, обязывался бы только один император. Русскому князю, стало быть, не греческому императору принадлежат слова: «Се же имейте въ истину, якоже пинехрусу сотворимъ ныне к вамъ» и пр. Договор Святослава, как и прежние, имеет все требуемые условия полноты; краткость его объясняется (кроме изменившихся взаимных отношений руси и греков, о чем отчасти уже сказано в гл. V) и тем обстоятельством, что договорный акт писан не в Константинополе, а в Дористоле походной канцелярией Цимисхия, спешившего окончанием войны.

Круг, самый последовательный (последовательный до фанатизма) из норманистов, полагает, что договоры писаны по-гречески и по-скандинавски. Доказательств своему мнению он, разумеется, не представляет; да и прежде всего следовало бы доказать, что скандинавам-язычникам IX–X веков была известна та беглая, обиходная письменность, которой требовала редакция договоров. Но ни из раннего существования у скандинавов рунического письма, ни из Римбертова известия о письме короля Биорна к Людовику Благочестивому в 831 году нельзя вывести этого поистине баснословного заключения. Сам Круг думает, что письмо, врученное Биорном Ансгарию, было только подписано шведским конунгом. Предположение, будто бы постановления о пенях Гальфдана Черного (841–863) были изложены рунами на письме, не имеет исторического основания; по свидетельству Ари Фроде, древние исландские законы, сначала переходившие из рода в род по преданию изустному, облечены в письменную форму не прежде 1118 года. Если бы руническое письмо существовало для скандинавских уложений IX–X веков, норвежские жрецы и именитые люди, переселившиеся в Исландию в 874–930 годах, конечно, перенесли бы эти законы и это письмо в свое новое отечество. А при доказанном отсутствии юридических документов, писанных рунами в Скандинавии, имеем ли мы право предполагать подобные документы у мнимоскандинавской руси, не говоря уже о том, что на всем протяжении России, от Балтийского до Черного моря и Волги не найдено ни одного надгробного камня, со скандинавской рунической надписью, тогда как в одной Швеции их насчитано более 1600; тогда как северная и южная Россия изобилуют курганами и могилами, из коих первые, по мнению Кеппена, все без изъятия принадлежат варягам-норманнам?

Олег, Игорь и Святослав клянутся славянскими божествами Перуном и Волосом. Каким образом могли норманнские жрецы, писавшие договоры руническими северными письменами, заменить славянскими божествами, как мнимого изобретателя северных рун Одина, так и Тора, Ньорда и Фрею?

Наконец, если допустить греко-норманнскую редакцию или норманнский перевод договоров, откуда взялись славянские экземпляры, помещенные в летописи? Для кого писались они? Для норманнов Höelgi, Ingwar'a и?… норманнское имя Святослава мне неизвестно.

Шафарик, Погодин и все вообще исследователи, имеющие голос в вопросах славянской филологии, принимают болгарское начало в языке договоров.

Вернейшим признаком болгарского перевода должно почесть те места договоров, в которых Нестор или его списыватели не заменили своим (у болгар не существующим) собирательным русь , болгарское множественное руси. Напр.: «и жаловатися почнуть руси», «да на роту идуть наши хрестеяни руси».

Договоры переводились в Константинополе греческими болгарами по приказанию византийского двора для лучшего и вернейшего объяснения принятых со стороны языческой руси обязательств. Русь получала переводы не в смысле оригиналов, как думал Эверс, а только для памяти, как греки и персы — переводные экземпляры договорных грамот в Менандровом описании. К торжественной церемонии ратификации, происходившей в присутствии императоров и всего греческого двора, вероятно, принадлежали: 1) вписывание поочередно имени каждого из русских послов в заготовленный уже заранее договорный акт на греческом языке; 2) изустные клятвы и заклинания старшего из послов и присягание самих императоров; 3) приложение императорской подписи к экземпляру, шедшему от греков к руси; печатей русских послов к экземпляру, шедшему от руси к грекам; 4) торжественный обмен оригиналов. — Выдавались ли тут же русским послам или позднее болгарские переводы, решить мудрено; верным кажется, что русь получали: 1) греческий оригинал (снабженный императорской подписью) договора, шедшего от греков к руси; 2) греческую копию с (писанного по-гречески) договора, шедшего от руси к грекам; 3) болгарские переводы с того и другого. — Что было в самом деле так, а не иначе, я заключаю из тщательного палеографического исследования тех экземпляров, которыми пользовался Нестор при внесении договорных грамот в свою летопись.