Степан Гедеонов - Варяги и Русь

Ведение государственных летописей (Reichsannalen) при Каролингах было делом не частной инициативы, а официальной обязанностью тех лиц из духовного звания, на которых оно возлагалось. Этим, приближенным к императору лицам (реймский архиепископ Гинкмар был значительнейшим государственным мужем времен Карла Лысого) предоставлялись все, до их должности касавшиеся официальные документы; собранию таковых положил начало сам Карл Великий, внесший в особую книгу всю свою переписку с папским двором. Как письмо Феофила, так и копию с ответа Людовика Пруденций имел, следовательно, в руках. Но возможно ли предположить, чтобы в этом ответном послании к греческому императору не были изложены причины, побудившие Людовика к более чем немилостивому обращению с людьми, порученными его благосклонности? Людовик удержал этих Rhos у себя и, разумеется, в заточении. Такой образ действий требовал дипломатического объяснения, основанного на факте, коего значение было бы довольно важно, чтобы оправдать принятые франкским двором (вопреки народному праву и посольскому званию свеонов-Rhos) строгие меры предосторожности. Этот факт нам хорошо известен; люди, которые в Константинополе назвали себя Rhos, признаны в Ингельгейме свеонами, следовательно, обманщиками. На этом основании Людовику было не трудно убедить Феофила в законности своих действий; между тем, для полнейшего оправдания себя в глазах греческого императора (ибо и в IX веке учтивость соблюдалась в интернациональных отношениях дворов) он счел долгом прибавить, что в этих свеонах он подозревает лазутчиков, подосланных для разведки не только франкской, но и византийской империи; в случае же, если они будут признаны в самом деле виновными, он не возьмет решения их судьбы на себя, но возвратит их в Константинополь на суд императора. По всему видно, что это дело было не без важности, по крайней мере, в дипломатическом отношении. Теперь, если признать действительными те побудительные причины действий Людовика, на которые указывают Круг и г. Куник (но о которых не сказано ни слова в рассказе Пруденция), в каком свете представится нам, предназначенная преимущественно для франкского императора, реляция летописи? Окажется, что или Людовик в письме к Феофилу не счел нужным объяснить своему союзнику, на каком основании он заподозрил в шпионстве порученных его попечениям послов и повелел заточить их; или, что Пруденций выпустил из своей полуофициальной реляции объяснение, без которого поступок Людовика являет все признаки сумасбродства. И то и другое невероятно.

Шлецер писал: «Люди, называемые в Германии шведами, Sueones, в Константинополе называют себя Русами, Rhos. Вот главное положение выводимое нами из сего места». И я принимаю это положение, но только при следующей оговорке: «Люди, всегда и везде именующие себя шведами, называемые и в Германии шведами, Sueones, назвали себя в Константинополе, в апреле-мае месяце 839 года русами, Rhos. По прибытии их в Ингельгейм с посольством греческого императора, оказалось, что они не Rhos, а шведы, Sueones. Вследствие чего они, как обманщики и шпионы, были задержаны по приказанию Людовика».

Кто же, однако, были эти люди? Шведы, наверное; но почему под именем Rhos?

Посылать посольство в Константинополь ради дружбы, в самом же деле для получения подарков, было в обычае варварских, преимущественно тюркских народов того времени; о жадности к подаркам хазар, угров, руси свидетельствуют все греческие писатели. Что и вице-хаганы имели своих послов, знаем мы от Менандра. Киевскому династу легко могло прийти в голову отправить посольство в Константинополь; величие и богатство империи были известны во всей Черномории. Шведов он послал потому, что они состояли при нем дружинниками и были известны ему как люди опытные в бою и в совете; быть может, и потому только, что они сами вызвались на опасный подвиг. Что употреблять при посольствах иноземных гостей было в обычаях того времени, нам известно. В Царьграде шведы сказались русью, то есть представителями русской народности; иначе и быть не могло; и в настоящее время австрийские послы из чешских и итальянских магнатов объявляют об австрийской, не о чешской и итальянской народности. Узнав об отправлении греческого посольства в Германию, они вздумали присоединиться к нему, потому ли, что действительно боялись возвратиться в Русь по прежней дороге, или потому что надеялись на получение новых подарков в Германии. Вернуться в Киев они могли как двинским, так и северным варяжским путем.

Быть может (и это вероятнее), они были и обманщики, как, например, мнимые послы от Ольги к Оттону. Выдать себя за послов от хагана Руси, получить греческие подарки и, обманув Феофила, обмануть и Людовика было совершенно в характере тех норманнов, которые по нескольку раз принимали крещение для того только, чтобы приобрести новые одежды и подарки.

Людовику, как уже сказано выше, не могло не показаться подозрительным, что люди, принадлежащие к неслыханному на западе и, без сомнения, азиатскому народу Rhos (так как они сказались посланными от хагана Руси; хаганский же титул был хорошо известен у франков вследствие их сношений с аварами), что эти люди, говорю я, явились на берега Рейна, чтобы оттуда возвратиться по Германии к себе, на свою азиатскую родину. Император велит навести справки; узнать причину их прибытия в Германию, adventus causam; оказывается, что эти Rhos — шведы. На сделанный им запрос эти шведы (без сомнения, уже заранее приготовившиеся к ответу) объявляют, что на востоке, в соседстве и под властью хазар есть действительно народ русь, состоящий под управлением царя, который зовется хакан-русь ; что они, шведы, дружинники и гости хакана Руси отправлены им послами к греческому императору ради дружбы; что в Константинополе они должны были сказать себя, то есть народ, от которого были посланы, русью ; что им удобнее возвратиться на Русь варяжским, нежели черноморским путем; наконец, что, если бы они были обманщики, то, конечно, бы не явились ко двору Людовика, где их тотчас же должны были признать шведами. Это объяснение было естественно и правдоподобно; оставалось узнать, все ли действительно обстоит как они говорили. Но добиться на Рейне известий о Руси 839 года было делом времени и случая.

О присутствии в древнерусской истории скандинавского элемента говорят как наши летописи (варяжский путь, варяги-союзники Олега, Игоря и Владимира ; договоры и пр.), так и скандинавские саги Олафа Тригвасона, Эймунда и т. д. О ранних сношениях скандинавов с востоком свидетельствуют открытые в Швеции, Норвегии, Дании многочисленные клады куфических монет; с Грецией, кроме саг и византийских историй, находимые в рунических (иногда дохристианских) надгробных надписях, прозвания Girdski, Gerski, Gyrdskur, которыми отличали себя норманны, ездившие в Константинополь и в Русь.