Сергей Сергеев - «Хозяева» против «наемников»

Если армия была местом более — менее равноправного русско — немецкого соперничества [66] Серьезные позиции в армии и флоте немцы сохранили до самой Первой мировой войны — более 20 % генералов и адмиралов (см.: Меленберг А. А. Немцы в российской армии накануне Первой мировой войны // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 127–130). , то МИД со времен Анны Иоанновны [67] Большинство послов были курляндцами. См.: Курукин И. В. Указ . соч. С. 185. , являлся, по сути, немецкой вотчиной, где русские играли вторые — третьи роли. «Мы как сироты в Европе, — жаловался в 1818 г. Ф. В. Ростопчин. — Министры наши у чужих дворов быв не русскими совсем для нас чужие» [68] Сборник РИО. Т. 78. С. 470. . Пика эта ситуация достигла в долгое министерство графа К. В. Нессельроде (1828–1856), когда 9 из 19 российских посланников исповедовали лютеранство [69] Каппелер А. Указ. соч. С. 101. . По свидетельству дочери Николая I великой княжны Ольги Николаевны: «При Нессельроде было много блестящих дипломатов, почти все немецкого происхождения, как, например, Мейендорф, Пален, Матусевич, Будберг, Бруннов. Единственных русских среди них, Татищева и Северина, министр недолюбливал, как и Горчакова» [70] Цит. по: Выскочков Л. В. Николай I. М., 2006. С. 257. . О том, как относились к своим немецким коллегам «природные русские» дипломаты можно судить по письмам Ф. Тютчева (долгое время служившего в МИД) А. М. Горчакову. В одном из них (1859) поэт приписывает внешнеполитический курс России на союз с Австрией этническому происхождению верхушки дипломатического ведомства: «Это эмигранты, которые хотели бы вернуться к себе на родину» [71] Тютчев Ф. И. Указ . соч. Т. 5. М., 2005. С. 287. . В другом (1865) сравнивает положение Горчакова с положением Ломоносова в Академии наук: «Сам Ломоносов имел своих Нессельроде, своих Будбергов, и все русские гении во все времена имели своих <���…> соперников более заурядных, старавшихся и нередко умудрявшихся их оттеснять и притеснять…» [72] Там же. Т. 6. С. 101. . Отставка Нессельроде и замена его на Горчакова была воспринята в обществе как победа «русской партии» над «немецкой». О. Бодянский в дневнике 1856 г. передает следующий слух: «Рассказывают, будто на вопрос Государя [Александра II], отчего новый министр иностр[анных] дел (кн[язь] Горчаков) представляет в посланники к лондонскому Двору Хрептовича, а не Брунова, который там был так долго, Горчаков отвечал: „ Он служил всегда Государю, а не государству “» [73] Бодянский О. М. Указ . соч. С. 215–216. .

С течением времени, однако, ситуация изменилась не слишком радикально. Российские дипломаты немецкого происхождения в XIX — начале XX в. служили практически во всех странах мира, кроме Касселя, Папской области, Святейшего престола, Тосканы, Сиама (Бангкока), Абиссинии, Марокко. Наибольшее количество немецких дипломатов находилось в Вюртемберге — 54,5 % (12 из 22 чел.). В абсолютных значениях — в Саксен — Веймаре — 80 % (8 из 10 чел.). В Австрии / Австро — Венгрии их было 27,8 % (5 из 18), в Великобритании — 50 % (8 из 16), в Дании — 75 % (6 из 8), в Италии — 60 % (3 из 5), в Пруссии / Германской империи — 62,5 (10 из 16), в США — 38,9 % (7 из 18), во Франции — 44,4 % (8 из 18), в Японии — 50 % (5 из 10) и т. д. [74] См.: Иванова Н. Н. Немцы в министерствах России XIX — начала XX веков // Немцы в государственности России. С. 50–51. М. О. Меньшиков в 1908 г. по мидовскому ежегоднику насчитав около 200 «людей нерусского происхождения» из 315 штатных единиц, служащих за границей, подчеркнул, «обилие необруселых немцев» среди них [75] Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 2005. С. 54. . Даже в 1915 г. 16 из 53 высших мидовских чиновников носили немецкие фамилии [76] См.: Булдаков В. П. Красная смута. Изд. 2‑е, доп. М., 2010. С. 742. Еще один немецкий «заповедник» — Министерство почт и коммерции, где немцы в конце XIX в. занимали 62 % высших постов (в Военном министерстве тогда же — 46 %) (Там же). Министерство финансов возглавляли почти исключительно немцы: Е. Ф. Канкрин, П. Ф. Брок, М. Х. Рейтерн, С. А. Грейг, А. А. Абаза, Н. Х. Бунге, С. Ю. Витте, Э. Д. Плеске, П. Л. Барк. Естественно, что там заметно обилие германских фамилий (см.: Иванова Н. Н. Указ . соч. С. 55). . Иные из них, действительно, продолжали оставаться практически «необруселыми». Например, посол в Лондоне граф А. К. Бенкендорф «с трудом владел русской речью и единственный из русских представителей с разрешения государя до конца жизни (1916 г.) доносил в МИД на французском языке. <���…> Писать по — русски он совсем не мог. <���…> Не случайно <���…> что националистическая печать выбрала для своих нападок по поводу «иностранных фамилий» в дипломатическом ведомстве именно Лондон, так как здесь почему — то годами в составе посольства не бывало ни одного чисто русского имени » [77] Михайловский Г. Н. Записки . Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914–1920. Кн. 1. М., 1993. С. 27–28. .

Немецкая группа играла большую роль в Государственном совете. При Николае I 19 из 134 его членов были балтийскими немцами [78] Каппелер А. Указ. соч. С. 100. . В 1906–1917 гг. из 202 сановников, входивших в него, 54 носили немецкие фамилии, т. е. более четверти [79] Куликов С. В. Российские немцы в составе Императорского двора и высшей бюрократии: коллизия между конфессиональной и национальной идентичностями в начале XX в. // Немцы в государственности России. С. 60–61. Из 70 чел., являвшимися в 1905–1917 гг. членами Совета министров, немецкое происхождение имели 13 сановников, т. е. более одной седьмой (Там же. С. 61). , если же учитывать только неправославных немцев, то и тогда их получается немало — 12,1 % [80] Каппелер А. Указ. соч. С. 221. . Вот как характеризует деятельность «балтийского лобби» рубежа XIX–XX веков член Госсовета В. И. Гурко: «Наши немецкие бароны относились в общем хотя и добросовестно, но по существу довольно равнодушно ко всем законодательным предположениям, не затрагивавшим так или иначе Остзейских провинций. Но зато все, что сколько — нибудь задевало интересы этого края, а в особенности его дворянства, вызывало с их стороны чрезвычайно согласованную и деятельную работу. Старания их при этом не ограничивались защитой своих интересов в самом Государственном совете. Имея своих сородичей во всех ведомствах, и прежде всего в «сферах», они пускали в ход самые разнообразные пружины для достижения намеченной ими цели» [81] Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М., 2000. С. 106. . Естественно, что Остзейский вопрос был важнейшим полем для русско — немецкого конфликта, о чем подробнее ниже.

«Холодная» русско — немецкая война создала в русском дворянском самосознании крайне негативный образ противоборствующей стороны. Подлинной энциклопедией русского «немцеедства» следует признать записки Вигеля (ему также принадлежит брошюра, вышедшая за границей в 1844 г. на французском языке «Россия, завоеванная немцами», в которой, по сочувственному отзыву известного литератора М. А. Дмитриева, «много правды» [82] Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 444. ). В них немцы мифологизированы и демонизированы до предела, в вину им ставится буквально все. Они разбазаривают азиатские владения России: «Бирон, немец или латыш, Бог его знает, даром отдал Даурию, а русский Потемкин хотел опять ее завоевать. Все великие помыслы о славе России, исключая одной женщины [Екатерины II], родятся только в головах одних русских…» [83] Вигель Ф. Ф. Указ . соч. Кн. 1. С. 382. . Немецкие генералы (Беннигсен при Прейсиш — Эйлау, Кнорринг в русско — шведскую войну начала 1808–1809 гг., Дибич в русско — турецкую войну 1828–1829 гг. и при подавлении польского мятежа 1830 г.) крадут русские победы: «…они великие мастера останавливать вовремя русское войско <���…> на все решительное, отчаянное предпочтительно должно употреблять русских <���…> часто немецкая осторожность отнимает у нас весь плод наших успехов» [84] Там же. С. 425, 480. . Немцы занимают ключевые места в полиции и организуют репрессии против русских: «Со времен царя Ивана Васильевича Грозного секретною этою частию почти всегда у нас заведывают немцы. Мы находим в истории, что какой — то Колбе да еще пастор Вестерман и многие другие пленники, желая мстить русским за их жестокости в Лифляндии, добровольно остались при их мучителе и составляли из себя особого рода полицию. Они тайно и ложно доносили на бояр, на всякого рода людей и были изобретателями новых истязаний, коими возбуждали и тешили утомленную душу лютого Иоанна. С тех пор их род не переводился ни в Москве, ни в целой России. Всякому новому венценосцу предлагали они свои услуги…» [85] Там же. С. 537. . Даже Манифест о вольности дворянской, по Вигелю, плод немецкой интриги: «…немцы <���…> были уверены, что обеспеченные насчет прав своего потомства, ленивые наши дворяне станут убегать от службы, и все места, вся власть останутся в их руках» [86] Там же. Кн. 2. С. 635. .