Александр Кравцевич - Белорусы: нация Пограничья

В 1860-х гг. российские власти столкнулись также с проблемой, кого отмести к лицам «польской национальности». Эта проблема была тесно связана с указом от 10 декабря 1865 г., который запрещал «лицам польского происхождения» приобретать в собственность землю в Западных губерниях. В октябре 1869 г. виленский генерал-губернатор обратился в Министерство государственных имуществ со следующим вопросом: «... возможно ли выдавать лицам польского происхождения, принявшим православие и вполне благонадежным в политическом отношении, свидетельства о приобретении іемельной собственности» [232] НИАБ в Гродно. Ф. І.Оп. ІЗ.Ед.хр. 1393. Л. 108. . Министр Зеленой ответил генерал-губернагору, что «под выражением "лица польского происхождения" нужно понимать не вообще католиков, а только поляков и тех западных уроженцев, которые усвоили себе польскую национальность... было бы совершенно несправедливо делать различие между владельцами не по политическим, а по религиозным соображениям» [233] Там же. Л. 109. . На основе этих рассуждений Зеленой пришел к выводу, что принятие помещиком-католиком православного вероисповедания не может служить основанием для разрешения на приобретение земли: «Если потомки этих лиц усвоят со временем русскую национальность — точно так же, как предки многих нынешних польских помещиков усвоили себе постепенно польскую национальность после перехода из православия в латинство, то все же для достижения этой перемены национальности нужно немало времени, по прошествии коего лица эти будут русскими на самом деле и окончательно отрешатся от польских взглядов и тенденций и самого языка, перестанут считаться лицами польского происхождения» [234] Там же. Л. 110. . В конце концов министр внутренних дел Тимашев объявил, что «от администрации зависит определение, более или менее точное, национальности лица, желающего приобрести в крае землю» [235] Там же. Л. 144. .

Наплыв великорусского чиновничества вызвал определенное недовольство той части местного общества, которое составляли преимущественно выходцы из православного духовенства и мелкие служащие, лояльные правительству и согласные «обруситься», но недовольные засилием приезжих «обрусителей» и желающие иметь большее влияние в местной жизни. Служащий канцелярии виленского генерал-губернатора Масолов отмечал в своих записках: «... местные русские чиновники смотрели на нас с недоверием и даже неприязненно» [236] Масолов А.Н. Виленские очерки 1863-1865 гг. (Муравьёвское время) II Русская старина. 1883. Т. 40. С. 393. . Мировой посредник из Могилевской губернии Захарьин писал, что местные чиновники православного происхождения начали сознательно называть себя белорусами и «вредили, насколько могли, русскому делу» [237] Захарьин И.Н. Воспоминания о службе в Белоруссии. 1864-1870 гг. (Из записок мирового посредника) // Исторический вестник. 1884. Т. 16. С. 65. .

В российских интеллектуальных кругах даже начали высказываться опасения о возможности зарождения белорусского национализма. Такие опасения пытался развеять попечитель Виленского учебного округа И. Корнилов, который писал известному российскому публицисту Каткову в апреле 1864 г.: «Опасаться политических тенденций и сепаратизма просто смешно на западной границе. Какой тут сепаратизм, когда Белоруссия, находясь в столкновении с сильными народностями и соприкасаясь со сплоченным польским обществом, может держаться, только опираясь на Россию и тяготея к ней. Она никогда не будет настолько сильна, чтобы ей пришло в голову домогаться самостоятельности» [238] Русское дело в Северо-Западном крае / сост. Корнилов И.П. СПб., 1908. Вып.1. С. 71. . Любопытно, что невозможность усиления белорусского национализма, как и большинства западноруссов, Корнилов доказывал польской угрозой, а не отсутствием у белорусов самобытных этнических черт.

Несколько успешней была национальная политика российских властей в отношении белорусского населения. Источники позволяют утверждать, что большинство сельских жителей православного исповедания называли себя «русскими» или «русской веры». Однако сложно говорить о наличии в этой среде развитого национального самосознания. Российская идея, которая пропагандировалась через правительственные народные школы, ассоциировалась прежде всего с самодержавием и правящей династией. В то же время в обществе распространялись революционные идеи, которые все более успешно подрывали крестьянский монархизм. Замедленность социально-экономического развития белорусской деревни и сдерживание властями процессов демократизации местного общества, как ни парадоксально, сдерживали и процесс распространения среди крестьян российской идеологии, а также русского языка и культуры. Это отмечает в своих воспоминаниях М. Павликовский: «... К счастью для белорусского фольклора и языка, процесс русификации продвигался очень медленно. Мальчик, который оканчивал деревенскую школу (если вообще туда попадал), и парень, который возвращался с военной службы, как правило, возвращались к прежней неграмотности и через несколько лет опять поглощались белорусской средой... Историки могли бы отметить любопытный парадокс: осознание национальной самобытности у современных белорусов во многом обязано темноте крестьянских масс времен царского господства» [239] Цит. по: Вашкевіч Ю. Вобраз Беларусі i беларусаў у польскай мемуарнай літаратуры 1945-1991 г. // Беларускі гістарычны агляд. Т.6.1999. Сш. 1-2 (10-11). С. 86. .

Культура памяти и ее взаимотношение с историографией в последние годы стали одним из приоритетов антропологии. Представители гуманитарных дисциплин активно обсуждают феномен памяти, проблему переосмысления, освоения прошлого и превращения его в элемент современной культуры [1] Напр.: Велыдер X. История. Память и современность прошлого // Память о войне. 60 лет спустя. Россия. Германия. Европа. М., 2005; Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Ab Imperio. 3/2004; Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас. № 40-41 (2-3) 2005; Рикёр П. Память, история, забвение / пер. с фр. И. Блауберг, И. Вдовиной, О. Мачульской, Г. Тавризян. М., 2004 и др. . Все это полностью соответствует традициям европейской цивилизации, которую вслед за Марком Блоком с полным правом можно назвать «цивилизацией памяти» [2] Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1973. .

Беларусь не является исключением. Упорная борьба разных политик памяти здесь разгорелась сразу же после захвата белорусских земель Российской империей. В советский период белорусской истории эта борьба приобрела форму столкновения индивидуальной памяти с коммунистической идеологией и ее стремлением к полному контролю над массовым сознанием. Белорусскому обществу навязывалась история, которую никогда не переживали предки белорусов. В 1990-е гг. уже в Республике Беларусь началось постепенное «освобождение памяти» от советских идеологем. Начинался период доминирования национальной концепции прошлого. Однако он оказалася непродолжительным...