Александр Кравцевич - Белорусы: нация Пограничья

Слова «свои» и «наши» употреблялись православными респондентами значительно чаще, чем католиками, и только в отношении красноармейцев. Но и среди православных доминировали термины «Советы» (или «Первые Советы») и «русские». С каждым прожитым при советской власти днем она все более воспринималась как чужая.

— Арыштаванняў у вёсцы не было, але было страшнавата, бо мы нават ix гаворкі не разумелі (жительница д. Старая Руда, 1919 г.р., АС.2003);

— У 1939 г. людзі не верылі, што гэта надоўга (жительница г. Гродно, 1926 г.р., АС.2004).

Собеседники также много говорили о репрессиях, вспоминали о жертвах депортаций, ососбенно 10 февраля 1940 г.:

— Асаднікаў вязлі на вузкакалейку ў Новаельню. Павозкі бралі ў дзярэўне. Нашыя людзі адвазілі ix туда. Тады паабмарожвалі насы, вушы... А як там дзеці ехалі, паняцце не мею [...] У тое врэмя ніхто не мог нічога сказаць. Я цяпер удзіўляюся, што гэта за начальнік такі быў, што загадаў ix у такое врэмя вывозіць...А людзі да іх нармальна адносіліся. Да іх хадзілі ў зарабаткі. Ніякага вражаства да ix не было. Яны такія самыя трудзяшчыяся (житель д. Хорошевичи, 1926 г.р., АС.2005);

— У Рудні жылі палякі. Ix у 40-м гаду (сорак градусаў быў мароз) вывозілі вазамі. Гэта быў Цеслік i Шымчык з сем'ямі. Гэта ix павязлі на некія «белыя мядзведзі». А што людзі? Людзі, як бараны. А гэта жудасць. А тыя Саветы самі не ведалі, што яны робяць. Думалі, што можа тут усіх будуць вывозіць (жительница д. Загритьково, 1922 г.р., АС.2005);

— Выступлений против Советов я не помню. А вот, что хорошо помню, так это «чистки». Многих отсюда вывезли. Вывозили в Казахстан бывших военных пенсионеров, учителей, врачей, всех чиновников, часть духовенства. Забрали практически всю местную интеллигенцию. Мужа моей сестры, бывшего военного, арестовали, и он пропал без следа. Тётку с семьёй вывезли в Казахстан (житель г. Гродно, 1931 г.р., АС.2004).

Тема репрессий не ограничивалась трагической судьбой соседей-поляков. Люди вспоминали о репрессиях среди белорусов и других народов:

— [...] Вельмі хутка ўсе зразумелі, што можна казаць, а што нельга. Размаўлялі паміж сабой ціхенька, каб ніхто не чуў. Збіраліся групкамі. Белорусы асобна, i палякі асобна. У Гродне яшчэ шмат было яўрэяў. Калі Саветы прыйшлі, ім стала лепш. Яўрэі сябе ўзвысілі. Праўда, не ўсе. Добра стала бедным яўрэям, якія былі рабочымі. A ў багатых, што мелі дамы... пачалі ўсё забіраць i выганяць на вуліцу (жительница г. Гродно, 1926 г.р., АС.2004).

Отношение жителей православных деревень Слонимщины к немецким войскам в большей степени определялось бандитизмом партизан отряда имени П. Пономоренко, который действовал на территории Деревновского сельского совета в 1942-1944 гг. Люди рассказывали страшные истории о партизанских насилиях над жителями «лесных» деревень. На этом фоне о немцах говорили без чрезмерной враждебности:

— Немцы былі розныя. Некаторыя немцы былі харошыя. Як выгналі пад крэст (карательная акция в деревне. — А.С.), мама расказвала, то некаторыя немцы стаялі i плакалі. Жэншчыны плакалі, маліліся, i яны плакалі (жительница д. Нагуевичи, 1928 г.р., АС.2005).

Следует признать, что население белорусско-польского Пограничья с большим недоверием относилось ко всем политическим властям периода войны: католическое население иногда как чужую воспринимало польскую власть, а православное — «русскую» (или советскую). Люди сохраняли своеобразную «тутэйшасць», которая проявлялась в определенном изоляционизме. «Своей» власти здесь не было никогда. Даже если и появлялась надежда на «свою» власть, то реальная жизнь очень быстро ее разрушала. При этом главными оценочными критериями той или иной власти являлся уровень благосостояния и личная безопасность. Культурные и конфессиональные проблемы первоочередными не были. Жители Пограничья прекрасно владели мастерством быстрой адаптации к чужому языку и чужой вере. Правда, последнее более относится к населению православных деревень.

Анализ записанных воспоминаний позволяет также высказать мнение, что «тутэйшасць» католического населения как его доминирующая идентичность в период войны активно разрушалась. В воспоминаниях о послевоенном времени большое внимание уделялось судьбе католического костела и духовенства. Людей волновала проблема польскоязычной школы для собственных детей. Очень эмоционально вспоминали о коллективизации, которая активно разрушала традиционный уклад жизни. Перемены в сознании православного населения происходили не быстро. Однако и тут война нанесла сильный удар как по «тутэйшасці», так и по восприятию мира в категориях «свои» и «чужие». На последнее очень сильно повлияли белорусские партизаны.

Тема партизанской борьбы против немецких оккупантов была одной из приоритетных в историографии БССР. Она же дала сотни сюжетов для художественной литературы (знаменитое стихотворение Янки Купалы «Партизаны» вошло во все хрестоматии белорусской литературы XX в.), кинофильмов и всего того, что немецкий исследователь Яан Ассман назвал «культурной памятью».

Белорусские историки и литераторы создали и распространили миф «партизанской республики», который стал одним из определяющих для сознания послевоенного поколения белорусов. Его неотъемлемыми атрибутами была идея партийного руководства партизанским движением, его массовости (более 440 тыс. партизан и подпольщиков [20] Гісторыя Беларуская ССР / Пад рэд. І.М. Ігнаценкі ды інш. Мінск, 1975. Т. 4. С. 587. ), а также всенародной поддержки партизан и пополыциков. То, что не соответствовало концепции, разработанной в кабинетах комунистических идеологов, преследовалось или игнорировалось. Был ограничен доступ исследователей к «партизанским фондам» в архивах. Устные воспоминания жителей белорусских деревень совершенно игнорировались. Впрочем, советская действительность (и не тольки сталинского периода!) приучила людей «держать язык за зубами», и вряд ли устная история в условиях БССР могла быть ценным историческим источником.

Только в начале 90-х гг., после распада СССР и провозглашения независимости Беларуси, появилась возможность действительно научных исследований проблематики, связанной с периодом немецкой оккупации, в гом числе и партизанского движения. Одним из первых попытался переосмыслить эту страницу отечественной истории белорусский исследователь из Варшавы Юрий Туронок в книге «Беларусь пад нямецкай акупацыяй» (Минск, 1993). В частности, на основе немецких архивных материалов он составил таблицу потерь мирного населения в результате партизанской деятельности на территории Слонимской округи с 1 апреля по 30 ноября 1942 г. Оказалось, что за этот период партизанами было убито 1024 и ранено 272 человека. Из этого общего количества немцы составили соответственно 111 и 45 человек, полиция -36 и 82, сотрудники администрации ( в том числе старосты и их семьи) -140 и 19 и, наконец, мирное население -683 и 88. Таким образом, потери среди мирного населения (крестьяне и так называемые «представители администрации») составили более 80% [21] Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. Мінск, 1993. С. 97. .