Николай Туканов - Артефакт Малой Справедливости[СИ]

— Там, похоже, слуга мага идет, забери у него ящик, нечего ему глядеть на пустую комнату.

Кархи поспешил выполнить просьбу расстроенного друга и, когда вернулся с лакированным плоским ящиком с ручкой, с удивлением увидел, что Урр-Бах уже успокоился.

— Ни один ворюга, будь он трижды маг и магистр, не помешает мне продать картину! Бери этот ящик с собой, пойдем покупать холст и рамку. Грязи в башне хватит не на одну сотню шыдевров, всех магов ими обеспечу, компенварт их всех!

Покинув общежитие, напарники заметили любопытные взгляды сокурсников из окон, встревоженных рыком тролля. Не обращая на них никакого внимания, сыщики пошли к библиотеке, а от нее по одной из тенистых дорожек повернули к выходу и скоро покинули Академию.

В уже знакомой лавке тролль, с учетом размаха воровства среди магов, купил на всякий случай четыре рамки с холстами. Больше не было. Хорошо, что рамки были всего одного размера и из той же древесины, поэтому не пришлось возиться с ее подбором. Придя в башню, Урр-Бах спустился в подвал и набрал с потолка пыли. Поднялся в кабинет к Кархи и придвинул стол поближе к окну. Долгий вечер близился к концу и за окном постепенно темнело. Тролль не спеша развел вековую грязь в миске и закрыл глаза, вызывая в памяти образ украденной картины. На зрительную память Урр-Бах не жаловался, поэтому наклон башни воспроизвел идеально точно, тем более что ее вершина указывала точно на черное солнце.

На следующем холсте тролль нарисовал башню Сертония. Как известно, мастерство приходит с опытом, поэтому солнце оказалось почти круглым. Башня же вышла практически ровной, только верхушка вышла немного утолщенной.

Кархи написал на первой картине "Где я?" и замер над вторым неизвестным шыдевром великого мастера.

— Урр-Бах, тебе не кажется, что башня слегка смахивает на здоровенный хрен?

— Они все на него смахивают, — буркнул тролль, корпя над тучей вместо солнца на третьем произведении современного искусства.

— Тогда назовем картину "Знаки судьбы", — решил гоблин и тут же подписал картину. Потом посмотрел на следующее творение друга.

— Ух ты, какая хорошая туча получилась, а град вообще потрясающий.

— Это дождь, только крупный, — Урр-Бах показал измазанный палец, — узнаешь башню Бешеной Молнии?

— Похожа, — неуверенно ответил Кархи. — Давай-ка мы ее назовем "Обитель бешенства". Если на нее долго смотреть, то народ много чего разглядит в каплях и туче: от голой разозленной бабы до кучи дешевых косяков.

— Тогда на последней нарисую башню с голой эльфийкой, — Урр-Бах толстым указательным пальцем устремил в небо очередную башню, узнаваемо нарисовал луну и созвездие Б'Урр Хырра Громогласного возле нее и принялся рисовать женщину. Из-за особенностей техники одного пальца эльфийка вышла похожей на здоровенную троллиху с необъятной грудью и несколько пугающей улыбкой.

— Это медведица какая-то, а не эльфийка! — запротестовал Кархи. — Посмотри мою тетрадку со студентками, если забыл, как они выглядят.

— Шерсти нет, значит, эльфийка, — уверенно заявил Урр-Бах. — Что ты хочешь от Хейлора и его пальца? Это же современное искусство!

— Ты прав, просто я не готов был увидеть эльфиек глазами Хейлора. Кстати, а чья это башня?

— Ионаса. Видишь, она самая высокая? Красивая у него башня, почти как наша.

— А почему эта трол…, то есть эльфийка, почему она косоглазая?

— Ничего подобного! Просто сразу смотрит на башню и на луну. Что она еще должна делать, плясать?

Кархи хмыкнул, слегка задумался и уверенно надписал картину. "Штурм любви", — объявил гоблин. — У тебя точно есть талант, такие интересные картины ни один Хейлор не нарисует. Если их удачно загоним, то через год знатоки начнут говорить, что поздний Хейлор деградировал.

— Что сделал? — не понял тролль.

— Спился.

— Деградировал, — повторил Урр-Бах. — Надо запомнить это словечко.

Кархи толкнул напарника и показал глазами в сторону окна. Возле него стоял призрак мага и с явным интересом слушал, о чем говорят соседи по башне. Заметив, что его обнаружили, маг подлетел к картинам, внимательно изучил их и растворился в воздухе.

— Живопись его не интересует, — с облегчением произнес Кархи. — Иначе может быть пришлось бы опять прыгать в окно. Чем новее направление в искусстве, тем злее его почитатели. Другой мог бы и ножичком полоснуть, прояви ты неуважение к его почитаемым картинам.

— На выставки буду ходить с дубинкой, — решил Урр-Бах. — Я смотрю, в кабаке работать не так опасно, как обсуждать картины.

— По всякому бывает, — признал Кархи и открыл ящик Тризоруса. — Смотри, внутри синим бархатом обита, — присвистнул он.

Тролль положил чуть было не утраченный просвещенным человечеством и эльфами шыдевр Хейлора и захлопнул ящик. Потом друзья вернули стол на место. Остальные картины просто прислонили к стене.

— Давай зайдем в "Эльфийский дуб", горло промочим, — предложил Урр-Бах.

— Пивко не помешает, — согласился Кархи. Заодно скажем девчонкам, чтобы не трогали здесь картины.

В Академию сыщики вернулись далеко за полночь. Урр-Бах никак не мог наглядеться на Нирру, а Кархи рассказывал всем желающим подробности поимки Тарзитского вампира, не забывая угощаться бесплатным пивом от благодарных слушателей. Кое-какие моменты вроде ночных засад в склепе и возле особняка пришлось, конечно, опустить, но и оставшихся подробностей хватило, чтобы напиться как на гоблинских похоронах.

— Смотри, Марсиэль и гордись своим будущим мужем, — сказал окончательно окосевший от пива Кархи подруге Нирры.

Марсиэль, не раздумывая, приступила к исполнению супружеских обязанностей, выразившихся в энергичной попытке протрезвить гоблина. Тонкая керамическая тарелка с недоеденным салатом хотя и разбилась о голову Кархи, но хмель из его головы не выбила. От тяжелого кувшина гоблина спас сам Бурх. Будущий тесть вовремя услышал, что в нем еще плещется пиво и остановил руку легкомысленной дочери. Кархи этого мига хватило, чтобы покинуть опасное место и по пути к выходу позвать за собой Урр-Баха. Через минуту не очень довольный тролль с ящиком в руке присоединился к болтуну и напарники пошли к месту учебы.

Перед тем, как лечь спать, сыщики тщательно заперли дверь в комнату и ставни окна. Кархи по привычке опрокинул по стулу возле этих уязвимых мест, а тролль положил возле себя дубинку, которую ему великодушно одолжил Бурх, позаимствовав ее у храпящего на полу орка.

То ли меры предосторожности помогли, то ли вор посчитал, что у бедных студентов из ценных картин остались только засаленные карты, но ящик с картиной был на месте. Урр-Бах поручил Кархи сбегать за завтраком и чем-нибудь освежающим, чтобы прояснить голову после вчерашнего. Кархи, у которого голова трещала и от выпитого, и от тарелки Марсиэли, которая оказалась куда тяжелее, чем можно было подумать, решил, что нечего терять времени на студенческую столовую и сразу направился к "Старой реторте". Благодаря ее богатому выбору, к приходу покупателя друзья вернули себе привычную остроту ума и бодрость тела.