Барбара Такман - Европа перед катастрофой. 1890-1914

В Европе в 1899 году новая проблема взорвалась в рядах социалистов, когда Вальдек-Руссо, стремясь создать правительство на более широкой основе для «ликвидации дела Дрейфуса», пригласил в него Мильерана, и тот принял предложение. Никогда прежде социалист не переступал невидимый порог, отделявший буржуазный лагерь и не позволявший вступать с ним в какое-либо сотрудничество. Хотя Жорес подтолкнул, побудил социалистов или какую-то их часть или группу присоединиться к буржуазной фракции дрейфусаров в борьбе за моральное спасение республики, вхождение социалистов в буржуазное правительство воспринималось совершенно иначе. Пример Мильерана заострил фундаментальную проблему партнерства, которая с каждым годом будет приобретать все большее значение по мере возрастания роли социалистов в жизни нации. Дилемма простая: либо сохранить партийную ортодоксальную стерильность в ожидании окончательного краха капитализма, либо сотрудничать с буржуазными левоцентристскими партиями, противодействуя реакции и способствуя проведению реформ. Дилемма осложнялась дополнительным вопросом: в долговременном плане нельзя ли достичь социалистических целей посредством реформ?

Тогда же, когда Мильеран озадачил французских социалистов, в Германии возникла аналогичная ситуация, но не в практическом плане, а, как это обычно бывало у немцев, в теории. Ее породил человек безупречной репутации, протеже Маркса и Энгельса, близкий друг и соратник Либкнехта, Бебеля и Каутского, один из основателей конгресса в 1889 году. Шок был такой, как если бы один из апостолов вступил в полемику с Иисусом Христом. Этим человеком, вызвавшим переполох критикой Маркса, был Эдуард Бернштейн, предложивший доктрину, не получившую имени автора и потому просто названную «ревизионизмом». В 1878 году, когда был принят исключительный закон Бисмарка против социалистов, девятнадцатилетний Бернштейн, банковский клерк, уехал в изгнание в Швейцарию. Там он редактировал партийную газету Sozialdemokrat с таким творческим вдохновением, что заслужил похвалу Маркса и восхищение Энгельса, который назвал ее «лучшим изданием партии за все времена». В 1888 году германское правительство тоже признало этот факт, заставив швейцарцев выслать сотрудников газеты из страны. Бернштейн уехал в Англию, где, подобно учителю, проводил время в читальном зале Британского музея и не предпринимал никаких попыток вернуться в Германию даже после отмены антисоциалистического закона в 1890 году. С него все еще не сняли обвинение в подстрекательстве, и он мог подать апелляцию, но он этого не делал, писал книгу об английской революции в соответствии с марксистской интерпретацией, а кроме того, ему очень нравилось в Лондоне. И это было симптоматично, предвещая проблемы. В те годы он исполнял обязанности корреспондента новой партийной газеты «Форвёртс» и журнала Каутского «Нойе цайт». Штаб-квартирой германского социализма в Лондоне служил дом Энгельса в Риджентс-парке, где ссыльные по вечерам собирались за столом, уставленным сэндвичами и пивом, а в канун Рождества – и пудингами. После смерти Энгельса в 1895 году Бернштейна и Бебеля назначили его литературными душеприказчиками.

Уже на следующий год, как будто смерть Энгельса сняла все ограничения, начали появляться первые еретические статьи Бернштейна. В 1896 году ему было сорок шесть лет. У него была внешность очень скромного и порядочного господина, обращавшего на себя внимание прежде всего редеющими волосами и очками без оправы: глядя на него, можно было подумать, что он всю жизнь добросовестно прослужил банковским кассиром, мечтая о должности управляющего отделением. Самой примечательной чертой его лица был длинный, выпирающий, как-то по-особому независимый нос. Он дружил с фабианцами – прежде всего с Грэмом Уоллесом – и долгое время испытывал предубеждение против их готовности действовать в рамках существующего капиталистического порядка. Тем не менее на него производила большое впечатление деятельность демократического правительства в Англии, а окружавшая его действительность никак не свидетельствовала о приближении неминуемого краха капитализма. Несмотря на вопиющее неравенство в благосостоянии и «обнищание», предсказанное Марксом, система парадоксальным образом демонстрировала живучесть, силу и даже агрессивность. Казалось, что в беспрерывной спирали обогащения и обнищания происходили корректировки: прирост общего «просперити» мог быть использован для снижения уровня бедности посредством повышения трудовой занятости. Изгнанника Бернштейна начали посещать крамольные мысли о том, что история развивается не по пути, намеченному Марксом. Она не желала повиноваться германскому «диктату». Гегель ее «одухотворил», Маркс наполнил материально-экономическим содержанием, а история, загадочно улыбаясь, как «Мона Лиза», идет своим путем, не подчиняясь категорическим императивам.

Наверное, он страдал не меньше человека, засомневавшегося в библейской истории сотворения мира. Он стал мрачен и раздражителен и однажды даже принял решение устроиться на работу банковским служащим в Трансваале. Элеонора Маркс писала Каутскому: Бернштейн постоянно в дурном настроении и наживает себе врагов. Но интеллектуальное мужество взяло верх. В 1896–1898 годах он опубликовал в журнале «Нойе цайт» серию статей на общую тему «Проблемы социализма», вызвавших и недоумение, и возмущение. В среде германских социалистов разгорелись острые дискуссии, вылившиеся в бунт, когда Бернштейн изложил свои идеи в обращении к съезду партии в октябре 1898 года, проходившему в Штутгарте, а затем в книге « Die Voraussetzungen des Sozialismus» («Эволюционный социализм»), изданной в марте 1899 года.

Он изложил факты, противоречившие теории Маркса: средний класс не исчезает; численность имущих индивидов увеличивается, а не уменьшается. В Германии рабочий класс не подтверждает тенденцию прогрессирующего обнищания, а, напротив, улучшает свое материальное положение. Капитал не аккумулируется в руках уменьшающегося числа капиталистов, а рассеивается в более широком спектре собственников через фонды и акции. Продукция возрастающего производства потребляется не только капиталистами, но и средним классом и, при соответствующих заработках, даже пролетариатом. В Германии потребление сахара, мяса, пива возрастает. Чем больше денег и продуктов, тем меньше шансов для того, чтобы единичный экономический кризис вызвал всеобщий крах. Если социалисты добиваются именно этого, то им, возможно, придется ждать вечно. Короче говоря, эти мрачные «двойняшки» – Verelendung (обнищание) и Zusammenbruch (крах) – призраки.

Марксистскую схему Бернштейн заменил капиталистической системой, способной развиваться и адаптироваться, чтобы не допустить предполагаемого неизбежного краха. В таком случае существующий порядок вещей никуда не денется. Крушения и революции не неизбежны, и социалисты должны стремиться к созданию этически демократического общества при поддержке всех классов, а не только пролетариата. Если отказаться от революционных целей, утверждал Бернштейн, то рабочий класс сможет опереться на поддержку буржуазии в проведении реформ в рамках существующего порядка.