Барбара Такман - Европа перед катастрофой. 1890-1914

Жорес говорил с кафедры собора, предоставленного конгрессу церковными властями, несмотря на предупреждения буржуазии об «опасных последствиях» 85. Церковный звон, сказал Жорес, напомнил ему девиз «Песни колоколов» Шиллера: Vivos voco, mortuos plango, fulgura frango («К живым взываю. Мертвых оплакиваю. Молнии укрощаю»)  [152] Надпись на большом колоколе собора в Шаффхаузене. Шиллер использовал эпиграфом к «Песне о колоколе», Das Lied von der Glocke . . Наклоняясь вперед к лицам, глядевшим на него снизу вверх, он продолжал: «Я взываю к живым, чтобы они защитили себя от чудища, появившегося на горизонте. Я оплакиваю бесчисленные мертвые тела, гниющие сейчас на востоке. Я сокрушу громы и молнии войны, грозящие нам с небес» 86.

Так случилось, что эти громы и молнии войны были сокрушены сначала капиталистическими государственными мужами, собравшимися на конференцию в Лондоне в декабре 1912 года. Она ограничила масштабы, а затем в мае и урегулировала конфликт прежде, чем он мог перерасти в полномасштабную войну между Россией и Австрией.

В марте 1913 года Франция вразрез с намерениями Жореса нарастила мощь армии, увеличив срок воинской службы с двух до прежних трех лет. Жорес употребил всю свою энергию на борьбу против этой меры и за утверждение идеи народной армии. Полгода в общественно-политической жизни Франции доминировала тема трехлетнего законопроекта. Поддержать его означало проявить патриотический национализм, оппозиция символизировала принадлежность к левым. Жорес осудил закон в палате депутатов как «преступление против республики», а на митинг протеста собралась толпа в 150 000 человек. Он возглавил оппозицию как непреклонный поборник мира и снова подвергся злостным нападкам и обвинениям в пацифизме и прогерманских симпатиях. После ожесточенных дебатов, длившихся семь недель, 7 августа закон был принят. Но Жорес, шесть лет боровшийся за реабилитацию Дрейфуса и Пикара, и сейчас не капитулировал, организовав кампанию за отмену закона.

В том же году умер Бебель в возрасте семидесяти трех лет. Прощание с ним продолжалось три дня, мимо гроба, окруженного сотнями венков и красных букетов, проходил нескончаемый поток рабочих и социалистов, приехавших из многих стран мира. Лидером партии стал его избранный преемник Гуго Гаазе, юрист и депутат из Кёнигсберга. В августе 1913 года в присутствии Эндрю Карнеги и представителей сорока двух государств, участвовавших в создании Постоянного третейского суда, в Гааге открылся Дворец мира, как написала «Таймс», в «самой дружеской и благостной атмосфере». В обследовании французской студенческой жизни в 1913 году  87было особо отмечено, что слово «война», по мнению студентов, «пробуждает извечный инстинкт воителя в душе человека».

Тем временем рабочий класс продолжал крепнуть. Членство профсоюзов в Германии и Англии к 1914 году выросло до трех миллионов человек, а во Франции – до одного миллиона. Социалисты в Дании стали самой большой партией. В Италии социалисты на выборах в 1913 году увеличили свое представительство в парламенте с 32 до 52 мест, а во Франции на выборах в апреле 1914 года – с 76 до 103 депутатских мест. У бельгийских социалистов было тридцать своих депутатов, семеро сенаторов и 500 мест в муниципальных советах. Они давно добивались всеобщего избирательного права и теперь, собравшись с силами, решили потребовать принятия соответствующего закона, объявив всеобщую забастовку. Вандервельде и его соратники тщательно готовились к стачке, и, хотя в ней приняли участие 400 000 рабочих и она продолжалась две недели, забастовка потерпела фиаско.

В августе 1914 года социалисты наметили провести в Вене десятый конгресс Второго интернационала и заодно отметить пятидесятую годовщину со дня основания Первого интернационала и двадцать пятый юбилей Второго. Все свято верили в необходимость такого торжественного мероприятия. В мае состоялось заседание франко-германского комитета социалистов-депутатов, включая Жореса и Гуго Гаазе. Они собрались в Базеле, чтобы обсудить и наметить пути сближения двух стран. Их намерения были похвальны, но возможности ограничивались одними разговорами. В Англии Кейр Харди в разгар искрометной речи на конференции Независимой либеральной партии в апреле вдруг решил обратить внимание на детей из социалистических воскресных школ, которые сидели позади трибуны. Обращаясь к ним непосредственно, он рассказал, каким прекрасным может быть мир природы и мир человека. Харди говорил о том, что человеку не нужны войны и нищета, о том, как он пытался создать и оставить для них лучший мир, но не преуспел в этом и возлагает теперь все надежды на них, детей. «Последние мои к вам слова: доживите до этих лучших дней» 88.

В конце июня пришли вести о покушении сербских патриотов на эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австрийского престола, в малоизвестном городке на оккупированной территории Боснии, которое произвело одну из тех сенсаций, к которым Европа уже привыкла. Затем через месяц, 24 июля, поступило еще более тревожное сообщение: Австрия предъявила Сербии ультиматум, по словам германской социалистической газеты «Фортвертс», «в такой брутальной форме», которую можно «интерпретировать лишь как преднамеренное провоцирование войны» 89. В Европе назревал полномасштабный кризис. Будет ли это очередной Агадир или Балканская война с вызовами, маневрированием и последующим урегулированием? В Европе повисло тревожное ожидание. «Мы надеялись на Жореса» 90, полагая, что он мобилизует социалистов, и они не допустят войны, – писал годы спустя Стефан Цвейг.

Социалистические лидеры, действительно, проводили консультации. Организовывать демонстрации в Вене уже было поздно. Политическая атмосфера пропиталась воинственными приготовлениями. Брюссельское Бюро срочно вызвало на экстренное заседание основных его участников. 29 июля в Брюсселе собрались Жорес, Гуго Гаазе, Роза Люксембург, Адлер, Вандервельде, Кейр Харди, представители итальянской, швейцарской, датской, голландской, чешской и венгерской партий, нескольких российских фракций, всего около двадцати человек, все «с ощущением безнадежности и отчаяния». А что реально они могли сделать? Как они могли продемонстрировать волю рабочего класса? И какова была, в чем заключалась эта воля? Никто не задавался этим вопросом. Все полагали, что она заключалась в стремлении к миру. Однако один ответ на этот вопрос уже появился двумя днями раньше в том же Брюсселе на конференции профсоюзов, в которой участвовали Леон Жуо, председатель Всеобщей конфедерации труда, и Карл Легин, лидер германских профсоюзов. Жуо пытался выяснить, что намерены делать германские профсоюзы. Французы, говорил Жуо, объявят забастовку, если то же самое сделают немцы  91. Но Легин молчал. В любом случае не существовало никаких планов.