Барбара Такман - Европа перед катастрофой. 1890-1914

Общественное мнение было далеко не едино в отношении к миру и войне. Если либералы – не все – разделяли энтузиазм Стеда, то консерваторам были совершенно чужды его мирные устремления. Многим из них, скорее, были присущи чувства, выраженные Уильямом Эрнестом Хенли: «Моя кровь бурлит жаждой битвы» 38. Примерно то же самое в 1898 году говорил Ромен Роллан, ставший пацифистом: «Дайте мне битву!» Материализм, легкая жизнь, власть денег, умаление физической силы – все это вызывало отторжение и стремление к серьезным испытаниям, в поисках которых отправился молодой Теодор Рузвельт в Скалистые горы. Люди чувствовали тягу к проявлению благородства и отваги, находя такую возможность в преодолении опасностей, физическом противоборстве, самопожертвовании и даже в гибели на поле боя. Журналист Генри Невинсон ощутил боевой дух  39, когда послужил офицером волонтеров, ошеломив друзей-социалистов заявлением: «Я бы не хотел жить в мире без войн». Позднее он понял, что боевой дух у него возник отчасти вследствие незнания войны и отчасти под влиянием Киплинга и Хенли.

В некотором смысле Хенли был Стедом консерваторов, хотя ему недоставало стихийности и социального сознания Стеда. Ни один тевтонский оммаж высшей расе не может сравниться c панегириком Хенли «Англии, моей Англии», чья «покрытая броней рука» направляет судьбы смиренных, чье «могучее племя» не имеет себе равных в мире и чьи корабли «приводят в восторг буйное древнее море»:

Это безумный патриотизм настроения души, а не человека. В таком же духе Альберт Беверидж наставлял американцев: «Мы нация завоевателей… Мы должны повиноваться зову нашей крови».

Подобные сантименты могли быть косвенным последствием самого судьбоносного после Колумба кругосветного вояжа Чарльза Дарвина на борту «Бигля». Изыскания Дарвина в «Происхождении видов», если применить их к человеческому сообществу, создают философский базис для теории о том, что воинственность – врожденное природное качество человека, как и любого живого существа. В войне выживает более сильная и совершенная раса, способствуя прогрессу цивилизации. Германские мыслители, историки, политики, военные теоретики, используя примеры выносливости мулов и свирепости бульдогов, превратили теорию в национальную догму. Хьюстон Стюарт Чемберлен, зять Вагнера, изложил свои расовые аргументы в труде Foundations of the Nineteenth Century («Основы XIX века»), изданном на немецком языке и доказывавшем, что арийцы превосходят других людей силой духа и тела и наделены правом управлять всем миром. Трейчке, со своей стороны, утверждал, что война, очищая и объединяя великий народ, является истинным источником патриотизма. Она служит и средством оздоровления нации, придания ей новых сил. Мир вызывает стагнацию, упадок общества, и упования на мир не только нереалистичны, но и аморальны. Война как средство облагораживания нации, по словам генералов фон дер Гольца и Бернгарди, есть насущная необходимость. Более благородная, сильная и совершенная раса не только имеет право, но и должна управлять неполноценными народами, которыми оказывалось, по германским понятиям, все остальное население мира. Другие теоретики могли иметь в виду колонии. Дарвинизм стал «бременем Белого Человека». Империализм нуждался в моральном императиве.

Идеи Дарвина вдохновили и капитана Мэхэна. «Честное противоборство» между нациями – «естественная закономерность прогресса», писал он в одной из статей в 1897–1899 годах, указывая американцам их предназначение. Эта статья называлась «Моральный аспект войны». В другой статье – «Взгляд на XX век» – он заявлял, что «нет ничего более опасного для нашей расы», чем современная тенденция не признавать в военной профессии – в войне – источник «героического идеала». В частном письме он утверждал: «Плохо, если цивилизованные нации перестанут готовиться к войне, а обратятся к средствам арбитража» 40. Он был убежден в том, что великие дела в судьбе наций вершатся силой и войнами, а другие формы, как арбитраж, создают лишь иллюзии. Если подменить армии и флоты арбитражем, то европейская цивилизация не выживет, лишившись бойцовского духа и энергии. Все же Мэхэн верил в возможность совершенствования сознания человека в XX веке. Он говорил о позитивной роли силы с позиции веры в прогресс. Характер миропонимания Мэхэна нашел отражение на фотографии, где он представлен с женой и двумя взрослыми дочерьми. Мы видим четыре пары неподвижных глаз, смотрящих прямо в камеру; четыре прямых, как кили, носа; четыре твердо сжатых рта; строгие блузки, застегнутые на все пуговицы до самой шеи; шляпки на высоких копнах зачесанных вверх волос; все лица выражают непоколебимую уверенность в «несомненности определенных данностей» 41. Такие типажи вскоре исчезли так же, как и Рибблсдейл.

Необходимость борьбы провозглашалась многими деятелями: Анри Бергсоном в теории élan vital  [94] «Жизненный порыв» ( фр .). , Бернардом Шоу – в концепции «жизненной силы», в магическом тарараме Ницше, вскоре заворожившем всю Европу. Ницше признавал ослабевающую роль религии в жизни людей, сформулировав свой вызов двумя словами «Бог умер». Взамен он предложил «сверхчеловека», но простому гражданину понятнее был «патриот». Вера в Бога улетучивалась под натиском науки, и любовь к родине начинала заполнять пустоты, образовывавшиеся в душах людей. Национализм набирал ту силу, которой раньше обладала религия. Если прежде человек мог пойти в бой за веру, то теперь он был готов отдать свою жизнь за отечество. Тема военного конфликта стала интересовать и поэтов. Йейтс, живший в 1895 году в Париже, однажды утром проснулся от жуткого видения  42:

В том же году нечто подобное испытал и А. Э. Хаусмен:

Местом проведения конференции была избрана Гаага, столица небольшой нейтральной страны, а ее открытие назначили на 18 мая 1899 года. Уже предварительные приготовления разбередили прежние подозрения и раздоры, обострили новые разногласия. Только что закончили воевать Китай и Япония, Турция и Греция, Испания и Соединенные Штаты, но в любой момент могла начаться война Британии с Трансваалем. Голландия, принимающая сторона, поддерживавшая в то же время буров, чуть не сорвала конференцию, потребовав приглашений для Трансвааля и Оранжевого свободного государства. Турция возразила против участия Болгарии, а Италия пригрозила игнорировать ее, если участие Ватикана предполагает признание его как светской державы. Германия незамедлительно заподозрила, что Италия намеревается выйти из Тройственного союза, и пригрозила бойкотировать конференцию, если в ней не будет участвовать какая-либо из великих держав. Все эти проблемы были улажены, и правительства начали формировать делегации.