Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Война — это жестокость, и облагородить ее нельзя. Мы сражаемся не только с вражескими армиями, но и с враждебным народом, и должны заставить молодых и старых, богатых и бедных почувствовать тяжелую руку войны. Мы не можем изменить сердца этих южан, но можем сделать войну такой ужасной, вызвать такое отвращение к ней, что сменится несколько поколений, прежде чем они снова обратятся к войне.

Однако Шерман все же не истреблял гражданское население Юга и солдат Конфедерации, которые сдавались или попадали в плен.

Хотя действия Шермана были действительно совершенно исключительными по стандартам военной практики государств, не он изобрел тотальную войну. На самом деле это была умеренная форма того, что группы и племена практиковали на протяжении десятков тысяч лет, что подтверждается находкой останков жертв резни в немецком Тальхайме, описанной выше. Государственные армии берут пленных, потому что могут их прокормить, охранять, использовать как рабочую силу и не давать им сбежать. Традиционные “армии” не берут врага в плен, потому что ничего из перечисленного сделать не могут. Окруженные или побежденные воины не сдаются, потому что знают: их все равно убьют. Самые ранние исторические или археологические свидетельства пленения относятся ко временам городов-государств в Месопотамии примерно 5,000 лет назад; практические проблемы использования пленников решались так: их ослепляли, чтобы они не могли убежать, и приставляли к работам, которые можно было выполнять без помощи зрения, таким как прядение или вскапывание огорода. Некоторые большие, оседлые, экономически специализированные племена и вождества охотников-собирателей, такие как индейцы северо-западного побережья Тихого океана и индейцы калуса из Флориды, также могли обращать пленников в рабство и использовать их труд.

Впрочем, для сообществ более примитивных, чем жители Двуречья, индейцы северо-западного побережья Тихого океана и калуса, живые побежденные враги не имели ценности. Целью войны у дани, форе, инуитов северо-запада Аляски, жителей Андаманских островов и многих других племен был захват земель врага и истребление населения обоего пола и всех возрастов; так, десятки женщин и детей дани были убиты в резне 4 июня 1966 года. Другие традиционные сообщества, такие как нуэры, совершая набеги на динка, действовали более избирательно: они убивали мужчин, детей и старух, а женщин брачного возраста уводили, чтобы насильно выдать замуж за нуэров; маленьких детей забирали и воспитывали как нуэров. Индейцы яномамо также щадили вражеских женщин, чтобы использовать их в качестве жен.

Тотальная война, которую ведет традиционное сообщество, означает также мобилизацию всех мужчин; например, в битве дани 6 августа 1961 года участвовали и мальчики старше шести лет. В войнах, которые ведут государства, обычно участвуют армии взрослых профессионалов, составляющих небольшую пропорцию населения. Великая армия Наполеона, с которой он вторгся в Россию в 1812 году, насчитывала 600 тысяч человек и была огромной по стандартам XIX века, однако это число составляло всего 10% от всего населения Франции того времени (на самом деле даже меньше, потому что часть солдат Наполеона была не французами, а жителями стран-союзниц). Даже в современных армиях государств боевые подразделения уступают в численности силам поддержки: сейчас пропорция в армии США составляет 1:11. Дани отнеслись бы с презрением к армиям Франции и США, неспособным выставить на поле боя значительную часть всего своего населения. Однако дани нашли бы вполне понятными действия Шермана во время его марша к морю, поскольку они напоминают набег самих дани, в ходе которого сжигаются десятки селений и угоняются свиньи.

Еще одно важное различие между войнами, которые ведут племена и государства (после уже рассмотренного различия между тотальными и ограниченными военными действиями), заключается в том, насколько легко заканчивается война и заключается и поддерживается мир. Как видно на примере войны дани, описанной в главе 3, составной частью войн малочисленных народностей часто являются цепочки убийств из мести. Смерть кого-то на стороне А требует, чтобы эта сторона отомстила, убив кого-то на стороне В, представители которой теперь в свою очередь жаждут мести. Такие цепочки заканчиваются, только когда одна сторона полностью уничтожена или изгнана или когда обе стороны лишаются сил, претерпев много смертей и не предвидя возможности уничтожить или изгнать противника. Хотя сходные соображения применимы к окончанию войны между государствами, страны и большие вождества вступают в войну с гораздо более ограниченными целями, чем группы и племена: максимум, к чему они могут стремиться, — это завоевать всю территорию врага.

Однако племени гораздо труднее, чем государству (и большому централизованному вождеству), достичь решения об окончании военных действий и приступить к переговорам о перемирии с врагом, потому что государство располагает централизованным органом, принимающим решения, и профессиональными переговорщиками, в то время как у племени нет обладающего непререкаемой властью вождя и каждый член племени имеет собственное мнение. Еще труднее племени, в отличие от государства, поддерживать мир после того, как перемирие достигнуто. В любом обществе, будь это племя или государство, найдется некоторое число людей, недовольных мирным соглашением, каким бы оно ни было, и желающих напасть на врага по собственным личным причинам и вызвать новый всплеск противостояния. Правительство, обладающее монополией на власть и применение силы, обычно в силах удержать этих экстремистов; это недоступно слабому вождю племени. Поэтому мир, заключенный между племенами, хрупок и быстро нарушается, а это приводит к новому циклу военных действий.

Это различие между государствами и маленькими централизованными сообществами — главная причина того, почему государства вообще существуют. Политологи давно спорят о том, как возникли государства и почему массы подданных терпят своих королей, конгрессменов и их бюрократов. Политические лидеры не производят для себя продовольствия, они живут за счет продовольствия, производимого крестьянами или фермерами. Как сумели наши вожди убедить или заставить нас кормить их и почему мы позволяем им оставаться у власти? Французский философ Жан-Жак Руссо предполагал — правда, без всяких доказательств, подтверждающих его предположения, — что правительства возникают в результате рациональных решений масс, которые понимают, что их собственные интересы будут лучше соблюдаться под властью вождя и бюрократии. Но ни в одном случае формирования государства, известном историкам, не было замечено столь предусмотрительного расчета. Напротив, государства сформировались из вождеств благодаря конкуренции, завоеваниям, внешнему давлению: вождество с наиболее эффективным руководством более успешно противостояло врагам и побеждало в конкуренции с другими вождествами. Например, между 1807 и 1817 годами дюжины отдельных вождеств зулусов Юго-Восточной Африки, традиционно воевавшие друг с другом, были объединены в государство под властью вождя по имени Дингисвайо, который победил всех соперничавших между собой вождей благодаря тому, что лучше умел собирать армию, разрешать споры, управлять побежденными вождествами и своими собственными землями.