Валерий Замыслов - Иван Болотников (Часть 3)

- Не хвались телом, а хвались делом. Красой сыт не будешь. Пекла ли ныне пироги, девка?

- Пекла, Настасья Карповна. Пирог на столе.

Настасья придирчиво оглядела пирог, понюхала и разрезала на малые куски.

- Откушайте, гостюшки.

Гостюшки давно уже примеривались к румяному пирогу: почитай, и вовсе забыли запах пряженого. А пирог был на славу: из пшеничной муки, жаренный в масле, с начинкой из курицы. Ели, похваливали да пальцы облизывали. Настасья же пирога отведала самую малость.

- Сама ли пекла, девка? Не матушка ли Домна Власьевна тесто месила, да не она ли в печь ставила?

- Сама, Настасья Карповна.

- Ну, а коль сама, молви нам, что можно хозяйке из муки сготовить? пытала девку Настасья.

- Всякое, Настасья Карповна. Первым делом, хлеб ржаной да пшеничный. Из муки крупитчатой выпеку калачи, из толченой - калачи братские, из пшеничной да ржаной - калачи смесные. Напеку пирогов, Настасья Карповна, подовых из квасного теста да пряженых. Начиню их говядиной с луком, творогом да с яйцами...

- Так-так, девка. А сумеешь ли мазуньей казака накормить?

- Сумею, Настасья Карповна! Тонехонько нарежу редьки, надену ломтики на спицы и в печи высушу. Потом толочь зачну, просею через сито и патоки добавлю, перчику да гвоздики. И все это в горшок да в печь!

- Любо! - закричали гостюшки, поглядывая на сулею с горилкой, к которой еще не приступали: за главного козыря была смотрильщица, и только после ее сигнала можно было пропустить по чарочке. Но та знай невесту тормошит:

- И как муку сеять и замесить тесто в квашне, как хлеб валять и печь, как варить и готовить всяку еду мясную и рыбную ты, девка, ведаешь... Да вот по дому урядлива ли? Не срамно ли будет к тебе в избу войти?

- Не срамно, Настасья Карповна. Все вымою, вымету, и выскребу. В грязное погодье у нижнего крыльца сено или солому переменю, у дверей же чистую рогожинку или войлок положу. Грязное же прополоскаю и высушу. И все-то у меня будет чинно да пригоже, чтоб казак мой как в светлый рай приходил.

- Любо! - вновь крикнули донцы, и все глянули на смотрильщицу: хватит-де невесту мучать, Настасья. Не девка - клад!

Сдалась смотрильщица.

- Доброй женой будешь князю Василию. За то и чару поднять не грех, казаки.

И подняли!

После малого застолья довольные сват, сваха и гости пошли к жениху. Григорий же Матвеич, оставшись с дочерью, умиротворенно промолвил:

- Ну, мать, теперь готовь свадебку.

- Да, поди, допрежь сговор, отец. С чего ты вдруг заторопился?

Поспешить со свадьбой упросил есаула Болотников: родниковцы надумали идти в поход, да помешала Васютина женитьба.

- Велишь обождать две недели. Долго-то, Григорий, засиделись мы в Раздорах. От всей станицы просьба великая - не тяни со свадьбой!

Соломе были хоть и не по сердцу такие речи, но на сей раз он не очень упирался. Понимал: как ни тяни, как ни удерживай, а дочь выдавать придется. Да и станица просит.

- Ладно, Болотников, поспешу. Но свадьбу буду играть по стародавнему обычаю. Потешу Любаву в последний раз. Но для того помощь нужна, Иван. Для свадьбы много всего надо. А прежде всего - хлеба да вина. Без пирогов и чарки за столы не сядешь.

- Раздобудем, - твердо пообещал Болотников.

В тот же день сотня родниковцев выехала в степь. Повел ее Мирон Нагиба. Два дня пропадали донцы и наконец веселые, крикливые, опьяненные вылазкой и степью, прибыли в Раздоры.

- Повезло, батько! В степи с купцами заморскими столкнулись. Из Казани шли. Пришлось тряхнуть купчишек. Глянь, какой обоз захватили.

Болотников глянул и похвалил казаков:

- Удачен набег. Есть чем молодых поздравить.

Посаженным отцом Васюты согласился быть дед Гаруня, а посаженной матерыо - Настасья Карповна. Правда, по обычаю смотрильщицы не ходили в посаженных, но лучшей "матери" казаки не сыскали. Тысяцким донцы выкликнули Федьку Берсеня, а меньшими дружками - Нечайку Бобыля да оправившихся от ран Юрко и Деню. Наиболее степенные казаки были выбраны в "сидячие бояре". Молодые же угодили в "свечники" и "каравайники". Ясельничим, по воле родниковского круга, стал есаул Мирон Нагиба. Он должен был оберегать свадьбу от всякого лиха и чародейства.

А в доме Григория Соломы хлопотали пуще прежнего. Досужие казачки, пришедшие к Домне Власьевне на помощь, выметали, скребли, мыли и обряжали избы, варили, жарили, парили и пекли снедь, готовили на столы пиво, меды, вина.

Вскоре пришел час и девичника. Любава, собрав подружек, прощалась с порой девичьей. Закрыв лицо платком, пригорюнившись, пела печальные песни. Глянув на мать, запричитала:

- Матушка, родимая! Чем же не мила тебе стала, чем же душеньке твоей не угодила? Иль я не услужлива была, иль не работница? Аль я сосновый пол протопала, дубовы лавки просидела?..

Домна Власьевна всхлипывала, да молчала. Девки же, расплетая Любавину косу, приговаривали:

- Не наплачешься за столом, так наревешься за муженьком. Погорюй, погорюй, подруженька.

- Уж не я ли пряла, уж не я ли вышивала? Не отдавай, матушка, мое делорукодельице чужим людям на поруганьице, - еще пуще залилась слезами Любава.

- Пореви, пореви, подруженька. Пореви, краса-девица. День плакать, а век радоваться, - говорили девки, распуская невестины волосы по плечам.

В сенцах вдруг послышался шум; распахнулась дверь, и в светлицу вступил добрый молодец, принаряженный малый дружка Нечайка Бобыль. Поклонился Домне Власьевне, поклонился Любаве, поклонился девкам и молвил:

- Молодой князь Василь Петрович кланяется молодой княгине Любаве Григорьевне и шлет ей дар.

Любава поднялась с лавки, поклонилась дружке и приняла от него шапку на бобровом меху, сапожки красные с узорами да ларец темно-зеленый. Шапка да сапожки Любаве понравились, однако и виду не подала, продолжая кручиниться.

- А что же в ларце, подруженька? - спросили девки.

- Ох, не гляжу, не ведаю. Не надо мне ни злата, ни серебра, ни князя молодого, - протяжно завела Любава.

- Открой, открой, подруженька! - закричали девки.

Любаве же самой любопытно. Подняла крышку и принялась выкладывать на стол украшения: перстни, серьги, ожерелье... Девки любовались и ахали:

- Ай да перстенек, ай да сережки!

Но вот девки примолкли: Любава вытянула из ларца тонкую, гибкую розгу.

- А это пошто?.. - осердилась Любава и обернулась на застывшего у дверей Нечайку.

Дружка ухмыльнулся и важно, расправив богатырскую грудь, пробасил:

- А это, княгинюшка, тебя потчевать.

- Меня?.. За какие же грехи?

- За всяки, княгинюшка. Особливо, коль ленива будешь да нравом строптива.

- Не пойду за князя! - притопнула ногой Любава. - Не пойду! Так и передай Ваське, - забывшись, не по обряду добавила она.

Но Домна Власьевна тотчас поправила:

- Уж так богом заведено, Любавушка. Муж жене - отец, муж - голова, жена - душа. Принимай розгу с поклоном.