Игорь Коляда - Загадки истории. Отечественная война 1812 года

В целом, несмотря на многочисленные дискуссии о том, почему поход Наполеона 1812 года в Российскую империю не имел успеха, необходимо говорить не об одной конкретной причине, а о целом комплексе. В частности, это:

– активное участие мирного населения в войне с французской армией и героизм солдат и офицеров российской армии;

– значительная протяженность территории Российской империи и суровые климатические условия;

– полководческий талант главнокомандующего русской армией Кутузова и других генералов (Багратиона, Барклая-де-Толли, Витгенштейна и пр.).

Действительно, одной из ключевых причин поражения Наполеона стал общенародный подъем на защиту Отечества. Многочисленные исторические работы показывают, что народная война была не только стихийной, но и обоснованной «сверху». Источник мощи российской армии, среди прочего, необходимо искать в единении с простым народом в 1812 году.

Весомую роль также сыграло и применение российской армией так называемого «скифского плана». Этим термином принято обозначать план действий войск в первый период кампании 1812 года (по аналогии с древними скифами, которые эффективно использовали в борьбе с численно превосходившим противником тактику выжженной земли и отступления в глубь страны). Автором «скифского плана» считается военный министр М. Б. Барклай-де-Толли. В основе данной точки зрения – свидетельство французского генерала М. Дюма, описавшего в своих мемуарах разговор между немецким историком Б. Нибуром и Барклаем-де-Толли, состоявшийся весной 1807 года. Последний, как утверждал М. Дюма, изложил план заманивания Наполеона в глубь страны. Именно так и поступал Барклай-де-Толли в 1812 году.

Необходимо указать, что поскольку это утверждение Дюма получил из третьих рук, существуют сомнения в его истинности. К тому же, став в 1810 году военным министром, Барклай-де-Толли составил несколько планов ведения наступательной войны против Наполеона. И, несмотря на то, что окончательный план войны базировался именно на отступательной доктрине и использовании тактики выжженной земли, исходными моментами служили не примеры из древней истории, а опыт успешных действий испанских и британских войск против французской армии.

Теоретик войны Клаузевиц писал о результатах использования «скифского плана»: «В России можно играть со своим противником в «кошки и мышки» и, таким образом, продолжая отступление, под конец можно вновь привести противника к границе. В этом образном выражении… отражается, главным образом, пространственный фактор и выгоды гигантских протяжений, не дающих возможности наступающему простым продвижением вперед прикрывать пройденное пространство и стратегически вступить во владение им».

По сути, именно отказ русской армии от генерального сражения с Великой армией уже на границе и отступление в глубь территории (так называемый «скифский план») привели к «изменению в планах, что заставило Наполеона наступать далее, за эффективные границы его системы снабжения». В дальнейшем упорное сопротивление российских войск и умение главнокомандующих М. Б. Барклая-де-Толли и М. И. Кутузова сохранить армию не позволили французскому императору выиграть войну победой в одном генеральном сражении.

Одной из существенных проблем, актуализировавшихся перед Наполеоном по мере расширения границ его империи (то есть по мере оккупации все новых и новых территорий), была проблема организации управления новыми землями. Вместе с тем этот аспект является одним из наименее изученных историками. Каким же были обстоятельства и особенности возникновения и функционирования институтов местного административного управления, созданных французской стороной на подвластных ей территориях в период кампании 1812 г.? Делились ли созданные Наполеоном органы власти на гражданские, муниципальные? Кто в них доминировал: местные жители или органы, непременно сопутствующие военному времени, например, – институт интендантов армии вторжения?

Вместе с тем возникает еще одна довольно интересная область изучения – это наполеоновские проекты отмены крепостного права в Российской империи. Что с ними случилось при столкновении с неутешительной российской действительностью? Трансформировались ли они в экспедиции по водворению порядка в деревнях, взбунтовавшихся против помещиков?

Рассматривая все эти вопросы, необходимо, прежде всего, указать, что в советский период (особенно после войны 1941–1945 гг.) рассуждать на тему тогдашнего коллаборационизма не было возможности: факты сотрудничества населения Российской империи с французами были «забыты», так как не соответствовали концепции «героической войны».

Современные историки четко указывают, что в отличие от цивилизованных стран Европы, где при вступлении французов чиновники городской и сельской местной власти спокойно продолжали исполнять свои обязанности (отправление суда, организация пожарных команд, поддержание общественного порядка и т. д.), в Российской империи все они последовали за русской армией, отступление которой в начале войны более напоминало бегство (в частности, кавалерия Мюрата просто не поспевала за русской пехотой).

По сути, это заложило основы для создания новых, наполеоновских властных структур, системы местного самоуправления «с нуля» (вследствие этого наиболее подходящим возможным вариантом была простая установка французской модели на занятых территориях). В частности, на Западе французский император лишь реформировал чиновничий аппарат (в Голландии, например, вместо средневековой системы продажи должностей, клиентажа и совершенной расплывчатости обязанностей, он установил современный тип организации департаментов управления, возникли множество новых профессиональных должностей, таких, как гидротехник, мелиоратор, службы, занимающиеся исключительно сельским хозяйством или образованием).

Имеются сведения, что в Литве французскую армию встречали с большим энтузиазмом «как освободителей от российского ига». Определенные круги местного населения были воодушевлены идеей восстановления независимой Великой Польши. Как результат: в 1812 году здесь были созданы воинский контингент для Великой армии и различные добровольческие отряды.

«Наполеон входил в Литву, – писал польский историк М. Кукель, – с нескрываемым, радостным чувством, что является в эти минуты освободителем большого народа, который отдал свою судьбу в его руки, а вместе с тем, что он несет право человека миллионам людей, объятых тяжелой неволей. Что идет воевать за это, повторял всем: своим гражданским и армейским приближенным, французам и полякам, своей армии, людям, преданным ему, представителям царя в самом Вильно. Но в уверенности, что воюет за Польшу, желал от поляков, в особенности от литовских поляков, общего подъема в борьбе против России».