Норман Дэвис - Белый орел, Красная звезда

По иронии судьбы революционное прошлое Пилсудского было не менее безупречно, чем у любого из большевиков. Его взрослая жизнь началась в возрасте двадцати лет с пятилетней ссылки в северо-восточную Сибирь. Его брат Бронислав был вовлечен в неудавшееся покушение на жизнь царя Александра III, за которое заплатил своей жизнью старший Ульянов. Сам же он стал главным редактором и издателем польской социалистической газеты “ Robotnik ”. Он был и в эмиграции в Лондоне, между 1896 и 1905 годами, и в российской лечебнице для душевнобольных в 1906-1907 годах, симулируя сумасшествие, чтобы избежать сурового приговора за участие в заговоре. После побега из лечебницы он организовал ограбление почтового поезда в Безданах под Вильно в сентябре 1908 года, что принесло 200 000 рублей серебром на революционные нужды. Переживания жизни в революционной конспирации добавили черты беспощадности его характеру. Как он сказал своему прежнему товарищу-социалисту:

“Пусть другие занимаются бросанием букетов во славу социализма, или полонизма, или чего угодно, в этой нынешней сортирной атмосфере, но я не могу. Я хочу победить! Моя последняя идея - это создание организации, обладающей физической силой, использующей, пусть это невыносимо звучит для ушей гуманитариев, грубую силу. И я поклялся себе, что я добьюсь своего, или погибну!” [37] Alexandra Pilsudska . Pilsudski - a Biography by his Wife. New York, 1941.

Как журналист, ставший военачальником, он мог сравниться с Троцким; в качестве профессионального налетчика он мог бы поспорить со Сталиным; как интеллигент, превратившийся в партийного вождя, он имел много общего с Лениным. Хотя ему не доставало интеллектуального уровня большевиков, он не уступал им в преданности делу и в успешности.

Нельзя сказать, что Пилсудского любили. Его обожали его легионеры, и множество обычных патриотов, не бывших с ним знакомы лично. Его уважали и боялись политики, которые не могли не восхищаться его упорством в достижении цели. Дипломатов возмущало его невнимание к пожеланиям их правительств. Представители союзников считали его высокомерным. Французские офицеры в Польше были в шоке от того, что к ним относились, как к наемникам. Британский министр сэр Хорас Румбольд описывал его, как “главную фигуру в этой части Европы, ... бесспорного хозяина этой страны, ...игрока, заговорщика, интересный случай, анахронизм, человека не великого, но выдающегося, способного управлять в течение какого-то времени судьбами этого народа”. [38] Rumbold to Philip Kerr, 29 декабря 1919. Rumbold Papers; Rumbold to Curzon, 7 ноября 1920, FO 371 3599/2524. Румбольд находил его похожим, как внешне, так и по характеру, на лорда Киченера. Пилсудский не пользовался высокой репутацией за границей. На Западе он виделся как худшая из комбинаций - радикал, ставший ура-патриотом; в России его рассматривали как перебежчика из революционного лагеря. Эта сильная личность вызывала преклонение или ненависть, но любовь - никогда.

Историк, разбирающий развитие второй фазы польско-советской войны должен придать личности Пилсудского важнейшее значение. В первой фазе личные решения и большая стратегия не играли большой роли, но вот последующие действия определялись не событиями на фронте, а инстинктами Начальника.

Видение ситуации Пилсудским основывалось на предположении, что большевики намереваются рано или поздно захватить Окраины силой. Для него масштаб операции “Цель Висла” и основательность эксперимента “Лит-Бел” были достаточным доказательством их амбиций. Непреложные факты такого типа значили больше, чем словесные заверения советской пропаганды. Все указывало на то, что Красная Армия постарается взять реванш над поляками за их успехи в 1919 году, как только освободится от проблем на остальных фронтах.

Имея пока тактический перевес, Пилсудский испытывал крайнее искушение воспользоваться случаем и нанести упреждающий удар. Это было определенно в его характере. Метод “свершившихся фактов” был приемом, который ему был уже хорошо известен. Он использовал его с хорошим результатом 2 августа 1914 года, когда его Легионы пошли на Кельце без позволения австрийского командования. Он дважды воспользовался им в 1919-ом, во время работы Мирной конференции в Париже: вначале в апреле, когда самовольно занял Вильно, а затем в мае, когда, несмотря на запрет, оккупировал Восточную Галицию. Теперь же, по некоторым соображениям, он сдерживался. Во-первых, на Окраинах невозможно нанести нокаутирующий удар. Красная Армия всегда сможет отступить вглубь российской территории, куда польские войска пойти не смогут. Польское наступление вглубь России без сомнения поднимет патриотические настроения, обеспечив поддержку советскому режиму. Во-вторых, полный крах вовсе необязательно выгоден Польше. Если на смену Советам придет Деникин, польская независимость будет в меньшей безопасности, чем раньше. Окончательное определение отношений между Польшей и Россией было возможно только по окончании Гражданской войны. В-третьих, Польша была слишком слаба, чтобы воспользоваться плодами победы над Россией. Польская экономика едва справлялась с расходами на оборону. Польская администрация еле управлялась с организационными проблемами на родной территории. Польская армия едва справлялась с охраной собственных границ. Невозможно было представить, чтобы Польша без чьей-либо помощи могла бы управлять, организовывать, администрировать и охранять порядок хотя бы на части территории России. Существовала также масса непредсказуемых факторов. Никто не мог сказать, насколько удачно пойдут дела у Деникина, как далеко войска Антанты планируют проводить интервенцию, как долго другие пограничные государства, от Финляндии до Грузии, смогут воздерживаться от переговоров с Советами.

Будет ошибкой представлять Пилсудского шахматистом, взвешивающего эти аргументы, просчитывающим ходы. Он руководствовался не столько логикой, сколько животным чутьем. Есть искушение сравнить его с носорогом - неубиваемым, близоруким, непредсказуемым. Отвоевав для себя полянку, он разглядывал любого из пришельцев своими маленькими недоверчивыми глазами. Спровоцировав его однажды, всегда можно ожидать повторной атаки.

Ситуация в советском руководстве была прямо противоположной. После краха Лит-Бела никто особо не горел желанием взять на себя ответственность за польский фронт. В течение всего 1919 года проблемы Гражданской войны вынуждали советских вождей забыть о любых срочных планах восстановления западных рубежей.

Теоретические рассуждения явно преобладали над практическими действиями.

Повсеместно был признан тезис, что Советская Россия не сможет выжить без благоприятного прекращения конфронтации с Польшей. Польша была “Красным мостом” на Запад, естественной связью с развитыми обществами Европы, с техническим прогрессом, с пролетарской солидарностью, с будущей революцией. И хотя затишье на польском фронте осенью 1919 года было воспринято с удовлетворением, все признавали, что решение польского вопроса нельзя откладывать бесконечно. Споры в России шли не о том, нужно ли переходить “польский мост”, а о том, как и когда .