Л Вагнер - Повесть о художнике Айвазовском (не полностью)

Красавец указал на толстяка с трубкой.

Одоевский хотел еще что-то сказать, но в палатку явился посланный звать его и Пушкина к Раевскому.

Прошло уже довольно много времени, а Одоевский и Левушка не возвращались. Без хозяина и особенно без Левушки стало вдруг скучно, даже веселый Лорер не смог поддержать настроение. Все стали постепенно расходиться. Собрался уходить и Гайвазовский, но Лорер его задержал:

- Повремените... Одоевский огорчится вашим уходом. Гайвазовский обрадовался приглашению остаться. Про Лорера и Нарышкина он ничего не знал, но имя Одоевского было для него свято с тех пор, как, приехав в Петербург, он от своих академических друзей начал узнавать о событиях четырнадцатого декабря. Об этих событиях и о людях, участвовавших в них, говорили шепотом. Имена их были окружены легендами и мученическим ореолом.

Лорер был прав. Возвратившись, Одоевский обрадовался, что еще застал Гайвазовского.

- Теперь никто не помешает нашему знакомству и беседе,- обратился он к Гайвазовскому, - будем благодарить судьбу, что свиделись... Мы давно считаем вас своим, Гайвазовский, еще с тех пор, как узнали, что и вас не миновала царская немилось. А теперь рассказывайте про Брюллова, про "Последний день Помпеи", про все, что нового появилось в живописи. Ведь уже четырнадцать лет мы лишены всего этого... После армейских анекдотов, что мы слушали здесь нынче, хочется говорить о поэзии, об искусстве...

Когда убрали со стола, Одоевский слегка приоткрыл вход в палатку. Была темная ночь, горели солдатские костры, звезды таинственно мерцали, тишину ночи нарушали одинокие окрики часовых, лагерь погружался в сон.

- А теперь рассказывайте, рассказывайте! - нетерпеливо попросил Одоевский.

Гайвазовский говорил долго. Обычно робеющий и сдержанный в обществе, он в кругу этих людей сразу почувствовал себя легко и свободно. Он понимал как истосковались эти просвещенные изгнанники по хорошей живописи, музыке, встречам с друзьями, по вольному воздуху...

Юноша-художник был взволнован вниманием этих людей, принявших мученический венец ради свободы и просвещения народа. И Гайвазовский рассказывал им не только о живописи, не только о картинах Брюллова, он говорил о Петербурге, о комедии Гоголя "Ревизор", о Глинке, о своих друзьях-академистах, как шепотом, но все же вспоминают их, декабристов, за счастье почитают раздобыть стихи Пушкина и ответ Одоевского.

Гайвазовский рассказал, как его друг художник Вася Штернберг безуспешно пытался найти эти стихи, и про то, как на "Колхиде" Лев Сергеевич Пушкин прочел "Послание в Сибирь", а ответ Одоевского не дочитал.

Лицо Одоевского, освещенное пламенем костра, горящего у входа в палатку, выражало крайнее волнение.

- Если тогда не дослушали, так сейчас я сам прочитаю. И он стал читать свой ответ Пушкину.

Конец стихотворения прочитали вместе - Одоевский, Лорер, Нарышкин:

Мечи скуем мы из цепей

И вновь зажжем огонь свободы,

И с нею грянем на царей,

И радостно вздохнут народы.

Гайвазовский благоговейно повторял каждую строку, каждое слово. Отныне ни одно слово не изгладится из его памяти, он донесет их до слуха своих друзей, Васи Штернберга, когда вернется в Петербург.

Поздно ночью Гайвазовский простился с Одоевским, Лорером, Нарышкиным. Молча выпили по бокалу вина и по-братски обнялись.

Гайвазовский писал на палубе портрет адмирала Лазарева.

Адмирал согласился позировать для портрета во весь рост. Офицеры издали наблюдали за работой художника. Так прошло более часа. Лазарев устал и пошел отдохнуть в каюту, пообещав художнику вернуться.

- Далеко пойдете, - пошутил он, слегка потрепав по плечу Гайвазовского, - коль в таких молодых летах адмирала принудили перед собою во фрунт стоять.

Как только Лазарев ушел, офицеры подошли и стали рассматривать начатый портрет, оживленно делясь впечатлениями.

Эти разговоры были внезапно прерваны появлением офицера с "Колхиды". Он явился за Гайвазовский, которого требовал к себе Раевский.

Генерал ходил по каюте, заложив руки за спину. Он хмурился и явно был чем-то недоволен. Перед тем, как начать говорить, Раевский несколько раз снимал и надевал очки, оттягивая разговор.

- Одному моему офицеру, - заговорил, наконец, Раевский,- предстоит отправиться в Сухум. Мне кажется, что вам принесла бы пользу поездка с этим офицером. Он родом абхаз и знает здешние края. Вы увидите места необыкновенные...

При последних словах Раевский оживился.

- Но я как раз приступил писать портрет адмирала, - начал было Гайвазовский.

- Вот и славно, - не дал ему продолжать Раевский, - даю вам два дня. Все равно адмирал не сможет вам позировать дольше. По-видимому вам хватит двух-трех сеансов. Итак, через три дня отправитесь с поручиком Званба, почти приказал Раевский.

Гайвазовский вышел от Раевского страшно расстроенный. Лишь недавно Николай Николаевич выражал недовольство, когда Гайвазовского пригласили перейти на "Силистрию", а нынче генерал отсылает его от себя.

- За что, про что? - терялся в догадках огорченный юноша, перебирая в уме все свои поступки и не находя ни одного, который дал бы повод отослать его из лагеря.

С поникшей головой, мучительно раздумывая, Гайвазовский собирался уже вернуться на "Силистрию", как кто-то его окликнул. Юноша оглянулся. К нему спешил Пушкин.

Лев Сергеевич был озабочен и, когда он пожимал руку Гайвазовскому, на его лице мелькнуло слегка виноватое выражение.

- Фу, насилу догнал вас... А то пришлось бы к вам на "Силистрию" добираться...

Лев Сергеевич увел расстроенного юношу к себе в каюту и рассказал, что кто-то донес Раевскому о посещении Гайвазовским декабристов, об их долгой ночной беседе. Раевскому передали даже то, что Одоевский читал Гайвазовскому свои запрещенные стихи.

- Какой-то подлец решил выслужиться, - возмущался Лев Сергеевич. - Мне Раевский передал, что доносчик вспомнил даже немилость государя к вам во время таннеровской истории... Генерал принял решение, - продолжал Пушкин, отправить вас на некоторое время вместе со Званба в Абхазию... Это лучше, чем отослать вас сразу в Феодосию. Тогда возникли бы всякие разговоры, а вояж на береговую линию все поймут как свидетельство доверия генерала, его покровительства и желания предоставить вам возможность увидеть и другие живописные берега Кавказа. Каюсь, - заключил Лев Сергеевич, - виню себя в том, что повел вас к Одоевскому.

- Напротив. Я весьма благодарен вам, Лев Сергеевич, за знакомство со столь выдающимися и высокообразованными людьми. Я запомню это знакомство и беседу с ними на всю жизнь...

Вторую неделю продолжалось путешествие Гайвазовского со Званба. Поручик Званба оказался тем самым офицером с кавказской наружностью, который был так внимателен к Гайвазовскому в первый день его пребывания на "Колхиде".