Мартин Гилберт - Первая мировая война

В гонку за предоставление национального покровительства втянулись обе враждующих стороны. Союзники и их противники искали новых сторонников в военном конфликте или надеялись изолировать давних врагов. В день прибытия в Лондон финской миссии Центральные державы и большевики признали независимость Украины. 12 января о своей независимости от России объявила Латвия. На следующий день революционным декретом № 13 Ленин и Сталин заявили о поддержке самоопределения армян. В Брест-Литовске после новогодних каникул возобновились мирные переговоры. На этот раз делегацию большевиков возглавлял Троцкий, который надеялся, пусть даже под угрозой мировой революции, ограничить претензии Германии и Австрии на существенные территориальные приобретения за счет России. Турки также направили делегацию в Брест-Литовск. Они рассчитывали вернуть себе земли Восточной Анатолии, завоеванные Россией в 1878 г.

Каждая страна переживала конфликт между желанием продолжать войну и надеждой на ее завершение. Но союзные державы по-прежнему публично декларировали и активно утверждали нравственный императив победы. 10 января, выступая в Эдинбурге, Бальфур заявил, что ужасы войны «ничто» по сравнению с «немецким миром». Британское правительство, призвав в армию почти два миллиона человек, вынашивало планы прибавить к ним как минимум еще 420 000.

Через три дня после выступления Бальфура философ-пацифист Бертран Рассел в частном письме прокомментировал его речь: «Мир проклят. Единственное светлое пятно – Ленин и Троцкий». Пацифизм Рассела редко находил поддержку в Британии. 14 января британский офицер-пехотинец Макс Плоумен, раненный на Западном фронте и отправленный домой по инвалидности, предпринял редкий шаг и подал в отставку, написав полковому адъютанту, что его ненависть к войне «постепенно переросла в твердое убеждение, что организованная война любого рода всегда является организованным убийством». Плоумен добавил: «Я глубоко уверовал в доктрину инкарнации (что Бог действительно живет в теле каждого человека) и считаю, что убийство человека – это всегда убийство Бога».

Усталость от войны в не меньшей степени, чем потерями на фронте, была обусловлена голодом и лишениями в тылу. 22 января секретный британский доклад, основанный на тщательном изучении перлюстрированной корреспонденции британцев, отметил «в письмах явный рост высказываний в пользу немедленного заключения мира». Через шесть дней в Берлине на забастовку с требованием мира вышло более 400 000 трудящихся. За сорок восемь часов забастовка охватила шесть других городов. Немецкие власти отреагировали быстро и жестко, объявив военное положение в Берлине и Гамбурге и забрав многих забастовщиков в армию. Но голод, вызванный британской морской блокадой, нельзя было утолить военным положением или обязательной воинской службой. Граждане были вынуждены употреблять в пищу собак и кошек, позже получивших название «чердачных кроликов». Хлеб делали из картофельной кожуры и опилок.

Из Вены приходили весьма соблазнительные вести о возможности заключения мира путем переговоров. «Сегодня сообщают о новых иностранных выступлениях, сдержанных, но очень уклончивых, – записал 28 января в дневнике пацифист Клиффорд Аллен (выпущенный из тюрьмы по состоянию здоровья) и заметил: – Австрия весьма спокойна. Почему они не могут произносить эти речи за круглым столом мирных переговоров, вместо того чтобы вещать с трибун на расстоянии тысяч километров друг от друга и с интервалами в недели и месяцы?» «Иностранными выступлениями» были речи министра иностранных дел Австрии графа Чернина и нового канцлера Германии графа Хертлинга, в которых выдвигались идеи «обмена мыслями» с Вашингтоном (Чернин) и обсуждения «ограничения вооружений» (Хертлинг). Times по этому поводу отметила: «Ни один не проявил ни малейшей готовности откликнуться ни на одно из условий, которые союзники единодушно признают необходимыми».

28 января в военном госпитале в Вимрё, на берегу Ла-Манша, умер подполковник Королевского медицинского корпуса канадской армии Джон Маккрей. Почти за три года до смерти, на Ипрском выступе, он написал такие строки:

20 января в Дарданеллах немецкий военный корабль потопил британский монитор «Реглан». Погибли 127 британских моряков. В тот же день в Северном море два немецких эсминца подорвались на британских минах, а немецкая подводная лодка торпедировала вооруженный британский пароход «Лёвен». Погибли 224 человека. 26 января затонули три немецкие подводные лодки: две в Ла-Манше, третья – в проливе Святого Георга. Через пять дней ночью в Северном море случайно столкнулись две британские подводные лодки. Обе затонули, погибли 103 подводника. 29 января три немецких бомбардировщика «Гигант» совершили налет на Британию, в результате которого 20 гражданских лиц получили ранения. Следующей ночью 31 бомбардировщик «Гота» нанес удар по Парижу, сбросив 267 бомб, от которых погибли или получили ранения 259 парижан.

Сочетание подводной и воздушной войны вызывало неприятие даже среди тех, кто склонялся к той или иной форме компромиссного мира. «Менталитет немцев поистине действует удручающе, – написал 27 января другу бывший британский министр иностранных дел Эдвард Грей, который выступал за предоставление Германии «экономического равноправия» после войны. – Когда ты не на службе и не в Лондоне, крайне неприятно испытывать к кому-то ненависть и еще больше хочется мира, но я не понимаю, как можно заключить мир с людьми, которые сейчас у власти в Германии».

На востоке армия большевиков вторглась на Украину и объявила о торжестве большевизма на занятых территориях. Центральные державы выступили в поддержку независимой Украины. 28 января российские большевики и украинские националисты вступили в бой в районе Луцка, где три года назад русские сражались с немцами. 29 января войска Ленина заняли Киев и Одессу. Через два дня, когда уже почти вся Украина оказалась под властью большевиков, на III съезде Советов была провозглашена Российская Советская республика (с июля 1918 г. – РСФСР, с декабря 1922 г. – СССР). Еще через две недели были созданы Красный флот и Красная армия.

В армиях и на флотах зрело недовольство. 1 февраля в городе Ламия подняли мятеж греческие военные, которых должны были направить на Салоникский фронт. Двух зачинщиков казнили. В тот же день взбунтовались моряки австро-венгерского флота на кораблях, стоявших в Которской бухте. Под предводительством двух чехов-социалистов 6000 матросов подняли красные флаги и заявили о своей приверженности большевизму. Но они пели «Марсельезу», а не «Интернационал», и их требования были ближе к Четырнадцати пунктам президента Вильсона, нежели к ленинским декретам: национальная автономия (именно этого, а не независимости также требовали представители славянских народов в венском парламенте), немедленное заключение мира, никаких аннексий территорий, демобилизация и улучшение условий жизни. Восставшие обратились за поддержкой к австрийским солдатам Которского гарнизона и к экипажам немецких подводных лодок, стоявших в той же бухте, но попытка расширить восстание провалилась. Узнав о происходящем, командование австрийского флота направило в Котор из порта Пула на Истрийском полуострове три линкора. 800 бунтовщиков сняли с кораблей, 40 предали суду и 4 казнили.